В темном-темном космосе

– Ну конечно, – ответила Ган, – я так и думала.

– Ну вот и все, уважаемые, – произнес гид. – Полное объяснение этого феномена вы можете найти в путеводителе. Плюс детальный анализ теории времени Оллина. А в общем…

– Обещаю, будем танцевать ночь напролет, – сказал жене Веерд. – Отправимся в турне по Солнечной системе. Если только ты…

– Я с радостью взгляну на три-в-трех, – ответила Ган, хотя даже понятия не имела, о чем речь.

– …а в общем, – договорил гид, – на ваших глазах замкнулась неизменяемая петля времени. Кто знает, когда этот человек из нее освободится. Пожалуй, раньше износится сама ткань времени!

Ган взглянула на Веерда и позволила себе роскошь – мысль сексуального содержания. Приятную, но недолгую. О сексе можно подумать после, а сейчас нужно сосредоточиться на трех-в-трех.

За спиной у молодой четы экскурсовод вещал:

– Человек из прошлого вернется через два часа шестнадцать минут. Эта экспозиция открыта все дни, кроме воскресенья. В субботу – до двух часов дня.

Полчаса электронная лампа спокойно лежала на столе и вот теперь покатилась. Бернард Оллин успел поймать ее у самого края. Задумчиво взвесил в руке и убрал в ящик стола. Фигушки, на этот раз его не остановят!

То, во что ты веришь

– Простите меня, пожалуйста, – сказал мистер Арчер, и его губы снова растянулись в улыбке. – Я не должен улыбаться… тем более смеяться. – Он громко расхохотался. – Сейчас это пройдет. Я просто не ожидал… даже на смертном одре…

– Ничего страшного. – Человек за столом ободряюще кивнул. В огромном зале были только мистер Арчер, стол, перед которым он стоял, и мужчина, сидевший за столом. Сводчатый потолок уходил далеко ввысь – так же далеко, как голубое небо, которое Арчер видел при жизни. Стены терялись во мгле. И в центре всего этого он – Эдвард Моран Арчер.

– Самая обычная реакция, уверяю вас. – Человек за столом разглядывал лацканы своего пиджака, давая Арчеру время справиться с эмоциями. – Мы делаем скидку на текущие обстоятельства. В вашем просвещенном мире не осталось места ангелам и бесам. Люди больше не верят в рай и ад, для вас это выдумки проповедников и поэтов. Естественно, когда люди умирают и оказываются здесь – или там, – у них начинается истерика. Одни рыдают. Другие смеются.

– Ясно. – Мистер Арчер уже взял себя в руки, но усмешка все еще подергивала уголки его широкого рта. – Что ж, меня не назовешь хорошим человеком. Я нарушил некоторые из десяти заповедей, в том числе самые важные. Ну и где ваши огонь и сера? – Он поджал губы: усмешка грозила вырваться в любой момент. Подумать только! Его поджарят в старом добром аду! Дедушка любил описывать это в мельчайших подробностях. И все же Арчер не мог принимать происходящее всерьез. Ситуация была не только причудлива, но и комична.

– Вы желаете огня и серы? – спросил человек за столом.

– Вообще-то, не очень, – признался мистер Арчер. – А что, есть выбор?

– Конечно! – Человек за столом выглядел как-то совсем не по-дьявольски в сером деловом костюме и с гладко зачесанными волосами. – Свобода воли – краеугольный камень в конструкции Вселенной, и данное место – не исключение. У вас есть несколько альтернатив.

– Разные варианты адских мук? – опять усмехнулся Арчер. – Выбор между вырыванием ногтей и испанским сапожком? Дыбой и раскаленным железом?

– Это все входит в одну категорию, – объяснил человек за столом. – Позвольте, я вам покажу.

И в тот же миг Арчер принял форму бестелесного разума и оказался в небольшой комнате с низким потолком. Свет чадящих факелов ложился на каменные стены неровными красно-желтыми полосами.

«Ну чисто Эдгар По», – подумал Арчер и похвалил себя за хладнокровие.

Его взгляду предстала живописная сцена. В центре комнаты – мужчина в набедренной повязке, распятый на горизонтальном колесе. Его тело как натянутая струна. Вокруг него неподвижно стоят палачи. Один держит раскаленное железо в сантиметре от тела жертвы, другой прилаживает железный сапог к его ноге, а рука третьего лежит на рычаге колеса. И все замерли, как в стоп-кадре. Лица палачей скрыты капюшонами, искаженное болью лицо человека обращено вверх – Арчер видел лишь белую полоску щеки и перетянутую веревкой шею. Он вгляделся, пытаясь уловить движение, но ничего не заметил. Потом он обнаружил, что дыба незаметно натягивается туже, сапог сжимает ногу, дымящееся железо приближается к телу, обжигая плоть своим жаром так медленно, что это почти незаметно со стороны.

Сцена исчезла.

– Уже не смешно? – дружелюбно осведомился человек за столом. Арчер покачал головой. – Эту сцену мы всегда показываем первой. Ничто так не приводит человека в чувство, как зрелище старой доброй пытки. Правда, говорят, что физические муки – ничто по сравнению с душевными, и я уверен, что так оно и есть. Поэтому для тех, кто не выдерживает душевных мук, у нас имеются камеры пыток.

– Вы говорили про выбор. – Арчер заметил, что его бьет дрожь. Телесные истязания всегда приводили его в ужас. С самого детства. Даже мысль о боли – от занозы или ушиба – он переносил с трудом.