В. Теккерей

«Вот вам! – писал он. – Что значат все журналы в сравнении с нашим журналом? (Трубач, дуй изо всей силы!) Чье знамя сравняется с Корнгильским? Ты что скажешь стоящий там философ (философ прячется в мантию). Знаете-ли вы, что значить иметь сто десять тысяч читателей? Что я говорю, сто тысяч читателей? Сто тысяч покупателей! (Крики в толпе: нет, нет! Быть не может). Да, клянусь честью! (клики одобрения и хулы). Я говорю: более ста тысяч покупателей, это значит более миллиона читателей! (огромное впечатление). Сказали-ли мы этим читателям хоть одно худое слово? У нас есть враги, нанесли-ли мы нечестный удар хотя бы одному неприятелю?! Гнались-ли мы за приманками какой-нибудь партии, устраивали ли какие выгодные сделки в свою пользу? Мы сознательно огорчили лишь нескольких лиц, имевших желание волонтерами служить в нашем войске; правда, что этих волонтеров было несколько тысяч (ворчание и ропот). Что делать, граждане? Полководец такой армии должен быть строг в выборе воинов, он должен выбирать их не за добродетель и кроткий характер, а за силу и способности. Сильным и способным всегда открыты ряды наши и в дополнение к бойцам, меня окружающим (тут генерал глядит с горделивой таинственностью), я уже приобрел, о, граждане, новых и в ужас повергающих воинов, которые пойдут, вместе с нашими ветеранами, к свежим победам. Ну, теперь, дуйте в трубы, колотите палкой в гонги! Барабанщики, извлекайте гром из барабанной кожи! Вожди и капитаны, идем приносить богам благодарственную жертву!»

Так мог написать только добрый, откровенный Теккерей, двадцать лет тому назад с таким же прямодушием жаловавшийся на неудачу своих первых изданий, скорбевший о том, что издатели и книгопродавцы не довольны его произведениями. Главная доля успеха, конечно, должна быть приписана Теккерею, который поместил здесь целый ряд очерков, фельетонов и, между прочим, два крупных романа: «Вдовец Ловель» (См. т. III) и «Приключения Филиппа в его скитаниях по свету» (См. т. I и II), хотя романы эти не представляют собой ничего особенного, если сравнивать их со всем, написанным до сих пор.

Журнал доставлял Теккерею, впрочем, не одни радости. Редактор испытывал не мало и огорчений, проистекавших исключительно из его добродушия. У него не было именно той «суровости», которая, по его же словам, должна быть присуща всякому редактору. «Теккерей, – говорит Тролопп, – никогда не мог решиться сказать какому-нибудь честолюбивому писаке, что его желание попасть в литераторы было напрасно; тем менее отваживался он на такую смелость, когда ему предлагала услуги женщина. Письма этих людей, как он сам рассказывал, были иглы, вонзавшиеся в его тело». Часто не будучи в силах отказать, он принимал заведомо балласт, покупал рукописи, которые потом выбрасывал, как негодные к печати. Не годился он в редакторы также потому, что решительно неспособен был к правильному, усидчивому труду, не в силах был прочитывать ежедневно по несколько десятков рукописей, которыми его положительно заваливали. Два года редакторства доказали это как нельзя лучше самому Теккерею и он сложил с себя непосильные обязанности, но деятельно сотрудничал в этом журнале до самой смерти.