В СТРАНЕ ВУЛКАНОВ. Путевые заметки на Яве 1893 года

Ночью выпал дождь, и небо было хмурое, так что только около восьми часов из-под низко нависших туч показались высокие горы Явы, а немного спустя — и низменный берег с пальмовыми рощами. Беспрестанно встречавшиеся суда явственно указывали на близость большой гавани, и, действительно, мы вскоре увидали маяк, миновав который De Carpentier часов в десять утра ошвартовался у набережной Танджунг-Приока.

Батавия, бывшая когда-то морским портом, с течением времени благодаря постепенному повышению берега удалялась все дальше от моря, от которого она теперь находится верстах в двух. До последнего десятилетия только самые мелкие суда и баржи могли проникнуть в Батавию посредством канала, соединявшего этот город с морем; все же остальные суда принуждены были останавливаться на открытом рейде, который, хотя и защищен от ветров многочисленными островами, но тем не менее представляет много неудобств для нагрузки и выгрузки.

По словам Реклю[124], «наносный реками Ливунг[125] и Ангке ил способствовал еще более засорению и обмелению взморья; береговая линия удалялась из года в год все быстрее, так что с 1817 по 1874 год она отходила средним числом ежегодно на 16 саженей. Ввиду этих обстоятельств было крайне необходимо создать новую гавань, защищенную каменными дамбами; колониальное правительство, решившись сделать нужную для этого затрату, остановило свой выбор на местечке в семи верстах от Батавии, называемом Танджунг-Приок. Сооруженные здесь два громадных мола, один в 827 сажень длины, а другой в 920, образуют теперь обширный порт, вместимость которого равняется 220 десятинам и где могут свободно стать на якорь самые большие суда. Обширные доки и мастерские завершают удобства порта, который соединен с Батавией железной дорогой, каналом и шоссе».

Посланный из Hotel des Nederlanden встретил нас на пристани и предупредил, что до Батавии нужно еще проехать минут двадцать по железной дороге. Последняя проходила сквозь рощи пальм по низменной болотистой местности, пересеченной каналами; здесь все было любопытно и интересно: туземные жилища на сваях, лодки по каналам, идущие на бичевах, оригинальные костюмы жителей и способ запряжки плутов буйволами.

Приехав в Батавию, мы со станции поехали в экипаже, запряженном парой крошечных лошадок, которыми управлял кучер-малаец, одетый в саронг[126] и кабайи[127], одежду местных жителей, и имевший на голове поверх тюрбана черный кожаный цилиндр с кокардой, что придавало ему в высшей степени комичный вид. По множеству каналов Батавия очень походит на голландские города, хотя этому сходству мешает большая оживленность улиц и толпы туземцев, между которыми замечалось особенно много китайцев. Вследствие сильных дождей, которыми сопровождается в нынешнем году наступивший недавно холодный сезон, в некоторых местах по нашему пути дома и улицы были совершенно затоплены водою.

Подобно всем гостиницам на Яве, построенным почти по одному плану, Hotel des Nederlanden, в которой мы остановились, состоял из обширного двора, обсаженного деревьями и окруженного с четырех сторон зданиями; в переднем находилась гостиная с дверьми, выходящими на широкий крытый балкон, вымощенный мраморными плитами и с расставленными по нему столами, креслами и стульями. Вечером балкон ярко освещался и был любимым местом пребывания живущих в гостинице в до- и послеобеденное время. Примыкая сзади к гостиной, открытая со всех сторон столовая выступала во двор и украшалась различными растениями, наполнявшими боковые арки. В этом же главном здании помещались лучшие спальни и, между прочим, наши, отличавшиеся от прочих большей вышиной и комфортом. Остальные три стороны двора окружены были верандой, служившей гостиной для спален, пристроенных сзади и выходивших на нее дверьми. Перегороженная местами ширмами и уставленная мебелью, веранда затенялась спереди от солнца большими спускавшимися соломенными жалузиями, заслонявшими также сидящих от взоров прохожих.

Удобство подобного распределения состоит в возможности для всех останавливающихся в гостинице проводить время на открытом воздухе вместо того, чтобы запираться в удушливых комнатах; неудобство же составляет публичность здешней жизни, так как нельзя выйти во двор, не подвергаясь любопытным взорам многочисленных зрителей.