В стране слепых

Он развернул листок и протянул его профессору Луэллин. Взглянув на Денниса с извиняющейся улыбкой, она достала старомодные бифокальные очки, водрузила их на нос и принялась читать, слегка выпятив губы и откинув голову.

Закончив, она сняла очки и взглянула на Денниса.

– Как я понимаю, вас интересуют не сами эти события – о большинстве из них написано в любом хорошем учебнике.

Деннис кивнул.

– Я постарался прочитать все, что успел. Поскольку я архитектор-консультант, у меня просто нет возможности вникать в эти вопросы так глубоко, насколько, боюсь, это требуется. Те, с кем я беседовал, завалили меня фактами, очень любопытными и по большей части мне неизвестными. Взять хотя бы этого Томаса Рида. Невозмутимо-насмешливый Будда из Новой Англии – так, кажется, его прозвали…

– Самая блестящая фигура в политике своего времени, – кивнула Луэллин. – Как здесь написано, – она указала на листок, – его бы выдвинули в президенты, если бы люди Мак-Кинли вовремя не подсуетились.

– Понимаете, я ищу… как бы это точнее сказать… ну, смысл во всем этом. Некоторые из записей касаются хорошо известных людей и событий, остальные – наоборот. Разве можно поставить рядом, скажем, гибель линкора «Мэн» и какого-то генерала Твиггса?

Профессор улыбнулась.

– Нет, конечно. – Она снова пробежала глазами список. – Смысл – очень удачное слово, мистер Френч, именно оно пришло мне в голову, когда я это читала. Если это ответы на вопросы какой-то викторины или экзамена, то они относятся к весьма странной области знаний. Боюсь, даже я не могу сказать, о чем идет речь в некоторых местах, тем более понять смысл событий. Об исчезновении Амброза Бирса в Мексике мне, разумеется, известно, но кто такие эти Брейди Куинн, Дэвис Белло, Агата Пенуэзер?

– Жертвы убийств.

Луэллин раздраженно тряхнула головой.

– Да, конечно, я умею читать. Только как они оказались здесь – рядом с Тедди Рузвельтом, Линкольном или… – Она запнулась, бросила листок на стол и откинулась на спинку вращающегося кресла. Пружины жалобно скрипнули. Некоторое время профессор задумчиво глядела в потолок, попыхивая трубкой.

– Как вы думаете, мистер Френч, – наконец заговорила она, – кто это сказал: «При нашей системе рабочему говорят лишь, что делать и как делать. Любая попытка что-то усовершенствовать губительно сказывается на его успехах».

– Не знаю… Ленин? Мао? – пожал плечами Деннис, не понимая, к чему этот вопрос.

– Нет, Фредерик Тэйлор. – Луэллин кивнула на листок. «Фредерик У. Тэйлор, ок. 1900 г.», – вспомнил Деннис.

Профессор продолжала:

– Он был инженером в конце девятнадцатого века, когда в американскую промышленность хлынул поток малограмотных рабочих-иммигрантов. Тэйлор резко поднял производительность труда, отделив планирование работы от ее выполнения. Инженеры и управляющие разрабатывали проекты, а бригадиры и рабочие осуществляли их. С тех пор такой подход составляет основу американского бизнеса.

Деннис рассмеялся.

– Да что вы говорите! А я-то: Ленин, Мао… Просто поразительно!

Луэллин хитро улыбнулась.

– Однако не забывайте, что Энгельс сам владел фабрикой и к тому же вовсе не был у Маркса на побегушках. Он считал, что целыми государствами можно управлять рационально – так же, как промышленными предприятиями.

– Не встречал я что-то предприятий, управлявшихся рационально, – вставил Деннис.

Профессор невозмутимо продолжала:

– Социализм, по существу, есть высшая стадия капитализма – то, что я назвала бы управляемым обществом. В общем, «папочка знает лучше». Изучите компанию Генри Форда – это же ленинское государство в зародыше! Его так называемые инспекторы социологического отдела имели право являться к служащим домой и допрашивать их на предмет личной жизни и финансового положения. А «внешняя охрана» Гарри Беннета немногим отличалась от чернорубашечников.

– Генри Форд никого не казнил, – возразил Деннис.

– Однако громилы Беннета вовсю преследовали и избивали диссидентов, а многие предприниматели в ходе классовой борьбы не останавливались и перед убийством профсоюзных лидеров. Разница между Фордом и Лениным скорее в масштабах. Ленину удалось превратить в одну огромную компанию всю страну. Советский Союз стал крупнейшей корпорацией на планете. Члены партии были ее акционерами, а Политбюро – советом директоров. Рядовые граждане – служащие – не имели никакого веса в управлении организацией. Штаб корпорации составлял пятилетние планы, которые никогда не выполнялись, а любая критика была запрещена. Каждому предписывалось работать в общей команде, что подразумевало скорее беспрекословное подчинение начальству, чем подлинный коллективизм. Смутьянов же ссылали в Сибирь или переводили на унизительную работу. Или вообще устраняли. Прерывали контракт, так сказать, – горько усмехнулась Луэллин.

– Не забудьте еще о насильственном поглощении других компаний, – прибавил Деннис.

– Вот-вот! – рассмеялась профессор.

– Мне это никогда не приходило в голову, – признал Деннис. – Крупные корпорации и в самом деле смахивают на социалистические государства.

– И наоборот. А теперь подумайте, что появилось первым?