– Ладно, что уж теперь… Война была случайностью, но это, – он снова шлепнул по портфелю, – совсем другое дело! Преднамеренное действие, а не просто расчеты.
Айзек спокойно кивнул.
– Покойника вряд ли интересует, преднамеренно его убили или случайно. Так или иначе, сами мы и пальцем не шевельнем. Словечко там, словечко здесь… Вашингтон всегда был душой с конфедератами. Кто-нибудь да возьмется…
– Верно. Тем не менее вина ляжет на нас.
– А как же иначе! Ну и что? Разве ты не давал клятву?
Брейди отвернулся к окну.
– Да, конечно.
Они молча слушали, как колеса месят грязь. По крыше кареты барабанил дождь.
– А если он не умрет?
Обязательно ему надо все знать… Брейди нахмурился.
– Если не получится – что будет тогда? – настаивал Айзек.
Его собеседник вздохнул, поднял портфель и бросил старику на колени.
– Читай сам, там все есть. Пятнадцатая развилка, боковая линия. Мы раздобыли медицинские данные о нем и обо всей семье, включая Анну Рутледж. Его старый деловой партнер Билли Херндон уже давно распускает слухи. Жена явно сумасшедшая, хотя ни у кого не хватает духу сказать это вслух. По крайней мере двое сыновей болезнь унаследовали. Черт! – Брейди зажмурился и сжал кулаки. – Ну и работенка – читать обо всем этом! Хуже не придумаешь. – Он перевел дух и взглянул на Айзека. – Ошибки быть не может – он сойдет с ума еще до окончания второго срока. У него уже бывают… странные сны.
– И тогда вся программа гражданского примирения будет дискредитирована.
– Вот именно. Победят радикалы, возможен импичмент. Оккупация Юга затянется на неопределенный срок, развитие промышленности остановится, что вызовет растущее недовольство белых, беспорядки, расовые погромы и ответные репрессии. Затем, в 1905 году, начнется новый мятеж, который открыто поддержат по меньшей мере две европейские державы. Это тоже следует из расчетов.
Айзек невесело усмехнулся.
– Выходит, надо думать не о том, проливать ли кровь, а сколько и чью.
Брейди мрачно грыз костяшки пальцев, кожа на них была красная, воспаленная. Его спутник задумчиво посмотрел на него, потом отвернулся к окну. Молчание затянулось надолго.
– Тоскливый вечер… – снова заговорил старик, вглядываясь в темноту.
– Не получилась у нас утопия, Айзек.
Старик покачал головой.
– Не все сразу, парень, не все сразу. Рим строился не один день. Наше Общество пока слишком мало, чтобы сдвинуть мир с места, но когда-нибудь мы вырастем. Если, конечно, не сдадимся. – Он устремил на Брейди острый, пронизывающий взгляд. – Подумай о голоде, мировых войнах, оружии, которое будет смертоносней пулеметов Гатлинга и броненосцев! Все это есть в расчетах, ты сам видел. Не пройдет и ста лет, как появятся снаряды с взрывной силой в двадцать тысяч тонн пироксилина или этой новой штуки, динамита. Господи помилуй! При Питерсберге они заложили всего-навсего восемь тысяч
В устах Айзека это была целая речь. Брейди взглянул на старика и, повинуясь внезапному порыву жалости, сжал его руку. Айзек опустил глаза на руку, потом посмотрел на Брейди. В этот момент раздался окрик кучера, и карета остановилась перед неказистым кирпичным домом в Джорджтауне. Помолчав немного, Брейди убрал руку и открыл дверцу. Он ступил на подножку, но Айзек остановил его.
– Там есть что-то еще, не так ли, Брейди Куинн?
Ветер задувал дождь внутрь кареты. Брейди отвернулся, избегая испытующего взгляда своего спутника.
– Лучше не спрашивай.
Айзек отшатнулся.
– Что там? – Голос звучал неуверенно, в нем появился страх.
– Айзек, я знаю тебя двадцать лет, ты мне как отец. Пожалуйста, не заставляй меня говорить.
Старик расправил плечи.
– Нет. В нашей работе вся моя жизнь. Это я создал организацию, Брейди. Точнее, мы с Финеасом и старый Джед Кроуфорд. Мы прочли то, что Бэббидж писал между строк, и поняли, что можно сделать. Что нужно сделать. Мы просчитали первые десять развилок. Если вы нашли что-то такое… – Он яростно тряхнул головой. – Я должен знать все!
Брейди вздохнул, по-прежнему глядя в сторону. Он знал, что этот момент рано или поздно наступит, и ждал его с ужасом, хотя хорошо понимал – рассказать все равно придется.
– Молодой Карсон разработал новый алгоритм. Основанный, кстати, на детской игре. В общем… Короче, после двадцать девятой развилки все пойдет совсем по-другому.
Айзек в недоумении нахмурился.
– Двадцать девятой? Не понимаю… Все, что после… Нет, не может быть, объясни!
Брейди стал объяснять. Айзек слушал, раскрыв рот. Договорив, Брейди на мгновение прикрыл глаза, затем вышел из кареты и направился к парадной двери. Оглянувшись, он увидел сквозь завесу дождя, что старик плачет.