И начала про себя тихонько напевать. Из какойто неопределенной смеси воркованья, полуслов и полутонов стала складываться песня. Несложный мотив сразу же напомнил дедушкину липу. Родилась наивная, простенькая песенка: неуверенная мелодия, строфы без ритма, но с каждой новой строфой она приобретала все большую определенность. Дедушка — ствол липы, нижние, толстые ветви — это его сыновья и дочери, чем дальше, тем тоньше становятся веточки, и вот они доходят до папы и мамы; а этот цветочек на конце веточки — это я, это уже Яна! Ясные мои звездочки! Как я далеко от ствола и все же, все же я с ним связана, я происхожу от него и к нему возвращаюсь…
В творческом порыве, сама того не замечая, Яна сделала несколько балетных па и, продолжая напевать, закружилась в импровизированном танце, который она назвала «танцем благодарности Липе-дедушке». Танцуя, она позабыла обо всем на свете — и о себе, и о дедушке, как бывает в экстазе, ей было все равно, смотрит ли на нее дедушка, удивляется ли ей или нет. Свою импровизированную балетную сюиту Яна решила закончить глубоким поклоном липе. А потом ей захотелось поклониться и живому дедушке, но тут она заметила, что он уже почти заснул… Очевидно, галантность и комплименты слишком утомили его и теперь он, бедняжка, совершенно обессилел. Яна подбежала к нему и едва успела придержать опускавшуюся на грудь тяжелую голову. Старый Матоуш открыл глаза и виновато улыбнулся. Яна заглянула в его глаза и вдруг все поняла. Глаза были такие утомленные, такие измученные, в них было столько мольбы…
Еще минуту назад Яна хотела уговаривать старого Матоуша, умолять его, решила, что будет следить за ним, если надо, тормошить его, как это делал доктор, а теперь ей стало ясно, как все это было бы бесчеловечно, как жестоко. Ее охватила жалость, странная жалость от того, что он уже не хочет и не может больше жить.
— Жизнь бессмертна, — прошептал Матоуш, — а человек должен уходить…
— Тебе хочется спать, дедушка?
— Пой еще, мой жаворонок, — шептал старик, — порхай, летай надо мной, моя пчелка, однаединственная. Мой выбор пал на тебя, и прошу — помоги, не удерживай меня, пока он не пришел…
— Тогда скорее в постель! — произнесла Яна строгим тоном, как говорит мать сынишке, когда пришло время спать.
Через длинную анфиладу комнат девушка вела старого Матоуша в спальню, старательно запирая за собой все двери. И вот он уже лежит на мягкой постели и сладко и долго зевает. Яна нажимает кнопку над головой Матоуша, и на белом потолке, как на экране, в последний раз развертывается фильм о его жизни.
В полусне Матоуш увидел любимую мать, окруженную детьми — его братьями и сестрами, она держит на руках малютку — это он! Потом он видит себя в яслях. Первый глоток молока из груди матери, первые слова, первые шаги, первое воспоминание детства — он протягивает ручки к белому голубю, кружащемуся в комнате…
Вдруг Яна насторожилась. Очень далеко, в конце длинного ряда комнат, за множеством дверей раздались удары. Это доктор Урбан старается попасть в спальню. Издалека доносится едва слышный, испуганный голос:
— Откройте! Заклинаю вас всеми солнцами — откройте!
Минутная тишина — и снова атака, яростный, напористый стук. Но дверь не поддавалась. Яна стояла на страже! Она видела, что дедушка дышит все медленнее и медленнее. И его сердце, подобно утомленному бегуну, замедляет свой бег. Почти двести лет оно бежало, и теперь цель близка: еще мгновение и оно добежит. И Яна словно понимала, что происходит с этим сердцем, как будто она сама чувствовала огромную усталость и непреодолимое желание отдохнуть…
Матоуш еще раз открыл глаза и посмотрел на Яну. Она сразу же поняла, чего он хочет, и стала петь благодарственную песню Липе-дедушке. Ей хотелось, чтобы песня напоминала колыбельную, но совершенно непроизвольно она сделала несколько балетных па. В этот момент она забыла о дедушке и вся отдалась пению и танцу; это была уже не колыбельная, не песня смерти, а торжествующая песня молодости, песня самого молодого, самого свежего цветочка на липе. Цветок отделился от дерева, но в нем есть семя, из него вырастет новая липа — липка, деревце-саженец, готовое расцвести и дать миллионы новых цветов…
А Матоуш, мастер долголетия, тем временем засыпал… Сладостная усталость сковала все его тело.
Ему казалось, что он чувствует па закрытых глазах приятную тяжесть всего земного шара. Земной шар наполнен семенами будущих жизней, их много-триллионы триллионов, их становится все больше и больше, их количество все увеличивается и увеличивается; ожили вода и камень, нет больше мертвой материи, и наконец весь земной шар пробуждается…