В стране легенд

Дверь распахнулась с такой силой, что одна из створок соскочила с петель и рухнула с грохотом.

Тяжело ступая большими плоскими ступнями, вошла статуя командора. Огни свечей легли набок и выпустили синие дымные языки.

— Вот я, дон Жуан! Ты звал меня, — сказал Каменный гость таким голосом, словно все ветры мира загудели в печной трубе.

— Здравствуй, Каменный гость, я рад тебе. Эй, паж, принеси больше свечей, придвинь золочёное кресло! Убежал… Хорошо, я сам придвину тебе кресло. Ты устал так долго стоять, командор. Побеседуем.

— Дай мне твою руку, дон Жуан, если ты рад мне. Дай пожать твою руку!

— Вот она, бери! — твёрдо и бестрепетно отвечал дон Жуан. — Ты мёртв, да ведь и я не живее…

Каменный гость медленно взял руку дон Жуана и сжал, словно в тисках.

Дон Жуан застонал от боли:

— Пусти меня! Пусти меня, командор! О донна Анна! Или и не было тебя никогда? Проклинаю своё безумие! Проклинаю зелёную землю, проклинаю солнце, проклинаю всё, что я погубил, — счастье, любовь, верность…

И тут глухо задрожала земля, раздвинулся навощённый пол под ногами, и Каменный гость с дон Жуаном провалились в бездну.

И земля снова сомкнулась над ними.

«ЛЕТУЧИЙ ГОЛЛАНДЕЦ» {11}

Было это лет триста пятьдесят назад, а может быть и больше. Теперь уже никто не скажет нам, как звали капитана этого корабля. Перелистывая пожелтевшие книги и старые судовые журналы, говорят одни, что, верно, это был капитан Ван Страатен из прекрасного города Дельфта.[57] Клянутся другие, что звали его Ван дер Декен.

Но как бы то ни было, в одном сходятся все: капитан этот был самым злым и самым свирепым человеком на свете. О нём говорили, что он всегда носит толстую плеть с свинцовым шариком на конце. А во время грозы его рыжая борода вспыхивает огнём.

Корабль его плавал и к далёкой Яве, и к берегам Индии, и к Антильским островам. Там, где разбивались и погибали другие суда, его корабль оставался цел и невредим — ни одной пробоины, ни одной царапины на днище. Казалось, корабль заговорён, и всё ему нипочём: и бури, и водовороты, и подводные рифы. Всюду сопутствовала капитану необыкновенная удача. Его знали во всех портах обоих полушарий. Был он тщеславен и горд, как сам дьявол, любил золото, но слава была для него дороже золота.

Экипаж был под стать капитану: висельники, отпетые мерзавцы, головорезы. Какой честный матрос согласился бы по доброй воле служить под началом этого капитана? Одно имя его наводило ужас.

Он перевозил всё: перец, корицу, шелка. Не брезговал и живым товаром. В трюме нечем было дышать. Рабы умирали десятками от болезней и голода.

Не беда! Мёртвых за борт! Если в живых останется половина, всё равно удастся перепродать их с барышом.

Акулы жирели, следуя за кораблем. Они не отставали от него: знали, что будет пожива.

— Мои славные рыбёшки! — говорил капитан этим тварям. — Сегодня вы наелись досыта. Завтра опять устрою вам пирушку.

Говорят, при случае он поднимал чёрный флаг и нападал на торговые корабли. Но кто бы мог обвинить его в этом, ведь живых свидетелей не оставалось!

Когда капитан шёл по узким уличкам портового городка, даже старые моряки стаскивали шапки с голов и гнули окостенелые от старости спины. Не успеешь поклониться, попробуешь его знаменитую плеть.

Он входил в кабачок. А за ним с гоготом и криками вваливалась его команда. Посетители старались незаметно убраться из кабачка подобру-поздорову. Даже забияки с пудовыми кулачищами разом скисали.

У хозяина тряслись поджилки. Он побыстрей начинал поворачиваться среди бочек с пивом. Один взгляд капитана — и его ноги становились проворней, чем ноги молодого оленя. Хозяин тащил на стол бутылки с лучшим вином, жареных индеек и каплунов. Он даже не смел заикнуться о плате.

И вот тогда, при робком мигании свечей, попыхивая длинной трубкой, капитан начинал свои рассказы.

О том, как в бурю рухнула фок-мачта,[58] но он всё равно провёл свой корабль через кольцо рифов, хотя каждая волна грозила разнести его в щепки.

На севере его корабль чуть не затёрло льдами. Мимо проплыла трёхмачтовая шхуна, вмёрзшая в айсберг. Люди облепили мачты, молили о помощи. Но и это не заставило его повернуть назад. Три матроса из его команды сошли с ума. Что ж! Он нашёл для них неплохое леченье: за борт, в ледяную воду.

Капитан умолкал и придирчивым взглядом пробегал по лицам слушателей. Да они словно онемели! Смотрят на него не мигая. В глазах застыл ужас.

И тогда гордость переполняла его. Ещё бы! Он — любимчик моря! Море послушно ему!

Горе тому новичку, кто осмеливался нарушить это молчание и вставить хоть слово:

— Помню, и я в тех же широтах, однажды…

Друзья начнут его толкать локтями в бок, да поздно.

К нему поворачивается бешеное, побагровевшее лицо капитана. Синие, пронзительные глаза мечут молнии. Удар кулака — и несчастный падает замертво. Потом двое матросов за ноги выволакивают его за порог, и всё, поминай как звали…