В Советском Союзе не было аддерола

Перелет из Бостона в Москву, аэропорт Домодедово, с пересадкой в Лондон-Хитроу занимает приблизительно пятнадцать часов. Не очень понятно, что происходит с человеком за эти пятнадцать часов и в какой точке времени начинаются перемены. Ясно мне было только одно: если ты отправляешься в эту дорогу, чтобы что-то изменить, изменить всё, – то, похоже, такое действительно случается. Случается, что в самолет сядет один человек, а по пути – непонятно где: может быть, в Лондоне, на пересадке; или когда пилот объявит, что через двадцать минут самолет совершит посадку в аэропорту Домодедово города Москвы; а может, в тот самый момент, когда ты проходишь паспортный контроль в Бостоне и забираешь обратно свою синюю книжечку со старым фото и новенькой российской визой, – ты внезапно превращаешься в кого-то другого. Поэтому когда в зоне прилета в Домодедово на меня налетела и крепко обняла худая, острая, точеная женщина с сухими руками и подбородком, неуловимо похожая на мою маму, но как будто строже, резче и суровее, – я была совершенно ошарашена. Не ею – но тем, что девушка, которую она обнимала, внезапно была не похожа на Мону Лемецкую. Во всяком случае, вчерашнюю Мону Лемецкую, сдержанную и напряженную как стальная пружина и потерянную в отметках минут на циферблате часов.

Нет, вовсе нет, не суровее, первый взгляд обманчив, – было что-то одинаково мягкое и нежное в том, как меня обнимала мама, и в том, как эта новая, пока еще не знакомая женщина, сжав мои плечи, разглядывала меня, в то время как с обеих сторон, отталкивая и передвигая нас то влево, то вправо, а то и вовсе оттеснив к колонне, разливалась толпа людей, которые встречались заново, в первый раз, в сотый раз, ждали и дожидались или нет, и тогда одиноко уходили в стеклянные двери.

– Мона, Мона, Мона, – приговаривала тетя Соня, улыбаясь неожиданной улыбкой на этом строгом лице, – так вот ты какая стала.

И хотя мы виделись в последний раз лет десять назад (она приезжала еще до переезда родителей в Белмонт, когда мы жили на Брайтон-Бич) – и, наверное, я уже была более-менее такая же, как сейчас; и хотя мы разговаривали по скайпу (скорее родители, но и я мелькала в веб-камере) несколько раз в год, по семейным праздникам, – я понимала, о чем она говорит.

Все страшные воспоминания последних месяцев сейчас казались потускневшими и неживыми. Хотя еще по дороге в аэропорт Логан, да что там – еще на посадке, еще до того, как я закрыла глаза в самолете, – я была беспокойна, и сомнения, ожидание будущего, опасения, что поездка не поможет, и волнение перед встречей с этой женщиной и всеми, кто вместе с ней придет в мою жизнь совсем скоро, разъедали меня. Что случается с человеком, когда он переезжает с места на место? Почему уезжает один человек, а приезжает совсем другой? Всё, что было моей ежедневной жизнью в эти несколько месяцев, сейчас осталось там, откуда я уехала. Пространство мира оказалось свободным для новых впечатлений.

Билету на рейс авиакомпании «Аэрофлот» предшествовали несколько решений, одно неприятнее и важнее другого. Cледовало признать: да, я была больна. Следовало – но было не так-то просто. У меня не было дел, не осталось планов и работы, но все еще было достаточно силы воли, чтобы заставлять себя не думать о том, что произойдет дальше. Я тушила эти мысли, как сигареты, одну за другой, стоило в голове загореться хоть одной искре того, что раньше стало бы планами, а теперь – было временно недоступно. Так я себе говорила – что это было временно, что с этим можно справиться, что ничего на самом деле не окончено. Поэтому двадцать восьмое марта, когда я собрала на листе выписки подписи своего врача, дежурной медсестры, психотерапевта и агента социальной помощи, сложила в сумку все, что у меня было, и вышла из больницы, – было для меня праздником, о котором я никому бы не стала рассказывать, но который теперь значил больше, чем все, что было важно и чем я гордилась когда-то раньше, в той жизни, где гордиться нужно было тем, что происходит с тобой, а не у тебя в голове. Я смогла выбраться отсюда во второй раз и собиралась никогда не возвращаться в третий. Так что я доехала на метро до станции «Пенсильвания», села на автобус и приехала в Бостон. Потом снова села на автобус и приехала в Белмонт; дошла пешком от остановки до крыльца и сказала, когда дверь открылась: мама, привет, я приехала домой.

Вопрос стоял так: да, следовало признать, что я больна, следовало научиться с этим жить и больше всего следовало научиться имитировать эту жизнь так, чтобы никто и подумать не мог, что… И поэтому в ближайшее время нужно было заставить себя не думать о будущем, не думать ни о чем, что случится дальше, чем через две недели, и твердо верить в то, что это временный отдых, а потом все вернется само собой, и я вернусь в жизнь самой собой.