Например, тем, кому привелось в последние лет десять побывать в Донецке, и в голову не могло прийти, что город — в кольце терриконов. Причем они видны издали. Посмотришь и не сразу поймешь, что перед тобой гигантские отвалы пустой (вынутой из шахт на поверхность при добыче угля) токсичной породы, потому что теперь это настоящие сопки, так сочна и ярка зелень покрывающих их лесов. А началось все с макеевцев, решивших раз и навсегда покончить с тем уроном, что во все времена наносила горнодобывающая промышленность Природе. Сегодня в Макеевке около 1000 гектаров зеленых насаждений, более 200 миллионов деревьев, пятьсот тысяч кустов, безграничное море цветов. Ведь всего один гектар живой зелени дает за час столько кислорода, что его хватает для нормальной жизнедеятельности двухсот человек. Как же обстоят дела с другими предприятиями, работающими, скажем, на переработке каменного угля? Где токсичные пары, ядовитые газы? Да их просто-напросто нет, поскольку все производства давно перешли здесь на безотходные технологии, на полную утилизацию перерабатываемого сырья. Печально знаменитые промышленные стоки больше не загрязняют подземных вод, рек и естественных водоемов. Земля, а значит, и человек, живущий на ней, вновь обрели здоровье.
Мы живем на прекрасной, зеленой планете. Одно небо над головой человечества, одно солнце дарит ему свет и тепло. Как много общего у людей разных государств и как по-разному относятся они к Природе — дому, в котором живут.
Почти треть территории нашей столицы — зеленые насаждения. Пройдитесь по московским улицам — это же сплошной сад, почти три десятилетия здесь идет плановая работа по охране чистоты атмосферного воздуха. 12 тысяч пылеулавливающих и газоочистных установок берегут его от загрязнения. У нас самая чистая в мире питьевая вода, в Москве-реке вновь появилась рыба. Еще Эмиль Раймон, выдающийся немецкий физиолог XIX столетия, утверждал, что «жизнь — это одушевленная вода». Какая жизнь возможна сегодня, скажем, в Женевском озере, о котором сами швейцарцы невесело шутят: «Слишком густое для питья и слишком жидкое для пахоты». Обреченность и страх испытывает человек перед лицом тех разрушительных сил, которые сам когда-то пробудил. Природа ничего не забыла и ничего не простила ему. Случилось то, что должно было случиться. Бумеранг подорванного здоровья Природы вновь вернулся к самому «возмутителю спокойствия».
Что же делать? То, что планомерно осуществляется в нашем государстве. Лечить природу и в ней искать и находить здоровье для людей. Последним, в частности, занимается Центральный научно-исследовательский институт курортологии и физиотерапии Министерства здравоохранения СССР, где я работаю не одно десятилетие. О методах, способах и приемах терапии, применяемых в нашем институте, и пойдет речь на страницах этой книги. Но прежде чем подвести черту под всем сказанным, я хотел бы добавить еще, что находится он не в загородной зоне, а в центре Москвы, на одной из самых ее оживленных магистралей — Калининском проспекте. И сквозь широкие лапы пальм зимнего сада отлично видна его бесконечная лента с непрерывно бегущими по ней машинами. Сотни наших пациентов, любуясь открывающейся панорамой, принимают ванны и пьют целительную воду, добытую из артезианской скважины во дворе института.
Итак, вернемся к главной теме нашего разговора: к тем тысячам заболеваний, что день и ночь угрожают современному человеку. Посмотрим на их несметное количество, или, как принято было испокон веков говорить на Руси, тьму-тьмущую, сквозь призму известной уже нам информации.
Все мы понимаем: абсолютное большинство грозных недугов — печальный итог взаимодействия организма с бурно трансформирующейся окружающей средой. А вернее — последствия сбоя в работе его внутреннего механизма, наступившего вследствие такого, не всегда благотворного контакта. Но раз так, то многие из устрашающего перечня заболеваний, появившихся в результате негативного действия факторов риска (так принято называть те вреднодействующие агенты, которые сами по себе болезнь не вызывают, но содействуют ее формированию и клиническому проявлению), должны затрагивать какие-то общие «приводные ремни» системы жизнеобеспечения. Стало быть, и развиваться по каким-то общим, свойственным им, независимо от того, в каком органе или ткани они проявились, законам. Вот и выходит, что «страдания» медиков-третьекурсников можно значительно облегчить, заменив неимоверно длинный перечень болезней, к изучению которых они в это время приступают, всего тремя классами. А что это за классы и почему их три, а не четыре и не пять — об этом разговор особый.