В соавторстве с маленьким народцем

Ной подумывал о том, чтобы пойти по пути Марка Твена - покончить все счеты с творчеством и отправиться в бесконечные лекционные турне. Но он не был хорошим оратором, и, честно говоря, не любил толпу, в которой было больше двух человек. Потом он планировал последовать примеру Джона Апдайка, получить теплое местечко где-нибудь в престижном колледже на восточном побережье, где в студентах, которые поклоняются ему, уже зреют младшие редакторы еще несуществующих издательств. Но он был уверен, что он плохо кончит, вступив в мучительную для обоих связь с необремененной комплексами преподавательницей английской литературы. Потом Ной лелеял план уединиться, как Селинджер, в заброшенном коттедже где-нибудь в Вермонте или Дорсете, таинственным узами связывая себя с романом всей его жизни, который появится спустя десятилетия; однако он слышал, что безумие Пинчона и Селинджера напоминало яростное поле битвы, после этого одна мысль стать отшельником бросала его в дрожь. Ему осталось лишь одно осознание того, что пора подводить черту, что скоро какой-нибудь подлый сукин сын тиснет в своей газетенке пронзительную, трогательную статью "Яркий взлет и падение Ноя Реймонда". Это было невыносимо.

Но выхода из этой тюрьмы, заполненной стерильной пустотой, он не видел.

Ему было двадцать семь, и он иссяк.

Ной перестал лить слезы на пишущую машинку. Он нет хотел, чтобы она заржавела. Она не имела ко всему этому никакого отношения.

Он свернулся калачиком на кровати и проспал весь день. Он проснулся в восемь часов и, на секунду забыв что он исписался, решил что-нибудь съесть. Но когда он снова вспомнил, что произошло вчера, он бросился в ванную, где его вывернуло наизнанку.

Потом он поплелся в крохотный кабинет рядом с гостиной, опасаясь взглянуть на заброшенную пишущую машинку, которая будет скалится на него всеми своими клавишами.

Но лишь у самой двери Ной осознал, что действительно слышит стук пишущей машинки. Этот звук он услышал как только встал с постели, но не обратил на него никакого внимания, решив что это галлюцинация, плод ночного кошмара.

А машинка действительно продолжала издавать свое яростное "тук-тук-тук". Это была его старая механическая "Олимпия". Ной не доверял электрическим машинкам. Они продолжали злобно шуметь, когда кто-нибудь делал паузу, чтобы привести в порядок свои мысли. И стоило кому-нибудь положить руки на клавиши чтобы выдать очередную порцию яркой, бессмертной прозы и на секунду остановиться, эта наглая тварь трещала, словно пулемет. Ною не нравились электрические машинки, он не доверял им и не потерпел бы в своем доме ни одно из этих бестолковых изделий...

Он замер, чувствуя, как в голову приходят безумные мысли. Он не мог больше писать, он никогда больше не будет писать, но его машинка продолжала весело стучать в комнате.

Ной заглянул в кабинет, хотя свет был выключен, он мог четко различить ее силуэт на специальном столике, который он сделал собственными руками - лунный свет беспрепятственно лился в окно. Он увидел, как крохотные черные точки скакали вверх и вниз по клавишам. Они взлетали вверх, вращаясь на фоне залитого лунным светом окна, затем исчезали в темноте, потом снова взлетали, крутили сальто и снова падали в темноту. "В моей пишущей машинке завелись блохи", - промелькнула в голове Ноя шальная мысль.

А его "Олимпия" трещала, словно пулемет.

Маленькие черные точки скакали по клавишам, и машинка работала со скоростью сто пятьдесят слов в минуту.

- Как пишется слово "некромант", с двумя "к"? - произнес высокий, тонкий, писклявый голос.

До Ноя долетело сдавленное "ох!", словно кто-то со всего маха врезался головой в дверь, потом, после секундной паузы, такой же высокий и тонкий, но, может быть, не такой писклявый голос произнес: "С одним "к", невежа!"

И машинка затрещала снова.

"Я, кажется, рехнулся", - еще одна шальная мысль промелькнула в голове Ноя, в этой ситуации она была вполне уместна.

А потом Ной нажал выключатель, расположенный рядом с дверью.

Одиннадцать крошечных фигурок, каждая не больше двух дюймов, колотили по клавишам.

Раскрыв от удивления рот, бывший анфан террибль застрял в двери.

- Выключи свет, идиот! - закричал один из коротышек, описав иммельман и опустившись на клавишу, пока двое других, стоя друг у друга на плечах, пытались перевести каретку.

- Выключи, педераст, выключи свет! - в унисон закричали еще трое, прыгнув в разные стороны чтобы напечатать следующее слово.

Когда же Ной не пошевельнул и пальцем - он просто был не в силах двинуться с места - самый высокий из них - два дюйма с четвертью подбоченясь соскочил на футляр машинки. Он уставился на Ноя и тонким, высоким голосом крикнул: "Ах так! Кончай работу!"

Остальные десять дружно попрыгали с машинки. Они стояли на столике, кто-то уже потирал голову, кто-то снял крохотную кепочку чтобы помассировать залысины.

- Как вы думаете, нам удастся сегодня ночью написать десять тысяч слов, если вы будете мешать нам? - с раздражением произнес этот самый человечек, он по всей видимости, был у них за старшего.