В случае счастья

После ночных блужданий Жан-Жак проснулся другим человеком. Человеком, который осознал размеры катастрофы. Всю неделю он жил в чужой шкуре, ломал комедию перед Сабиной и слишком много времени проводил с Соней. Последние кадры “Неба над Берлином” обозначили возвращение Клер на авансцену его сознания. Пора брать дело в свои руки. После обеда срочный звонок господина Осикими заставил его поспешно покинуть кабинет. Он кинулся к Сабине. И когда та открыла дверь, шагнул к ней вплотную, так что она даже попятилась: – Где Клер? Говори, где она? Так больше продолжаться не может!

– Но я не знаю…

– Нет, знаешь!

– Нет, Жан-Жак. Честное слово…

– А случись что с Луизой, что ты будешь делать? И не говори, что не знаешь, где она.

– Да нет же… Она телефон оставила… мобильный. Ну ты понимаешь, чтобы всегда быть на связи.

Жан-Жак отступился. Потом взял свой телефон и позвонил Клер. Она, конечно, не ответила. Он знал, что это бесполезно. Первый раз в жизни он не мог с ней поговорить, когда хотелось. Это было мучительно до ужаса. От одной мысли, что больше он ее не увидит, пробирал озноб.

– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила Сабина. Она подошла и положила руку ему на плечо. Это

был какой-то разрыв шаблона. Горе сделало его настоящим, словно с экрана вдруг сошел живой киноактер. Она повторила:

– Тебе налить чего-нибудь?

Он не успел ответить: к нему уже бежала дочь.

– Ой, папа! Как здорово!

– Собирайся, дорогая. Мы едем домой.

Луиза послушно пошла собираться; что-что, а не показывать свое удивление она умела. Сабина, пользуясь моментом, попробовала его переубедить:

– Послушай, по-моему, это не лучшая идея… У тебя такой усталый вид…

– Мой вид тебя не касается. Она моя дочь. А если позвонит Клер, передай ей, чтобы возвращалась домой… Хватит уже. Начинаем жить, как раньше.

Они вылетели из квартиры, как будто спасались от погони. Сабина немедленно позвонила Клер; сказала, что ничего не могла поделать. А нажав на отбой, облегченно вздохнула: наконец-то она развязалась с этой историей. И вообще, она считала, что оба они эгоисты. Ее эмоциональная жизнь – настоящая Хиросима, и всем наплевать. Приходят, уходят и даже не спросят ее мнения. У Клер и Жан-Жака случилось несчастье счастливых людей; ну а она – она пытается разбросать по своей несчастливой жизни маленькие смешные крошки счастья.

Не успел Жан-Жак выйти на лестницу, как у него зазвонил телефон.

– Мог хотя бы меня спросить. – Клер сразу перешла в наступление.

– Имею я право жить дома с дочерью или нет? Можешь приезжать тоже.

– Нет.

– Что “нет"?

– Нет, не хочу тебя видеть.

– Но нам надо наконец объясниться. Скажи, где ты?

– Нет.

– Ты нашла кого-то другого, так?

– Прекрати. Просто не хочу тебя видеть, и все.

– А дочь? Как ты с ней увидишься, если меня видеть не хочешь?

– Ничтожество! Не думала, что ты такое ничтожество.

– Я ничтожество, потому что я люблю тебя!

– Дочери я позвоню. А мы на днях встретимся, вот так…

– Скажи мне, где ты. Пожалуйста.

– …

Потом Жан-Жак слонялся по квартире. В голове вертелся вопрос: “Как я умудрился все прошляпить?” Один-единственный неотвязный вопрос. Он сел на край кровати и просидел до утра. Там его и обнаружила дочь, но сделала вид, что так и надо.

– Папа, тебе пора меня будить.

– Ах да. Просыпайся, дорогая.

– Ты меня отвезешь в школу или позвонить Каролине?

– Э-э…

– Лучше позвонить Каролине. И еще ей сказать, чтобы забрала меня после уроков. А может, ей пожить у нас, пока мама не вернулась?

– Да, так будет лучше.

Он позвонил Каролине.

Жан-Жак остался один. Хуже всего – не знать, где сейчас Клер. Он думал было съездить в Руасси, но Сабина сказала, что Клер взяла внеочередной отпуск. Отпуск. Как будто она беременна. Наверно, готовится родить какое-то решение. Жан-Жаку хотелось сделать УЗИ, заглянуть в будущее, узнать уже сейчас, разродится она окончательным разрывом или нет. Он посматривал на свои электронные часы, поджидал, когда перескочит минута, и поражался точности самой рациональной на свете вещи – хода времени. Как бы ему хотелось самому превратиться во время, просто так, на денек, чтобы почувствовать себя устойчивым. Чтобы побыть человеком, которого ничто не остановит, чей спокойный ход не знает препятствий. Когда часы показали десять, до его сознания все же дошло, что он опаздывает на работу. Он позвонил секретарше, сказал, что задержится, у него неприятности, надеюсь, ничего серьезного, спросила она, и он фыркнул. Что с ним может случиться серьезного? Он наспех умылся и кое-как оделся. Взял в руки портфель и собрался уходить. Но внезапно в приступе тоскливой боли решил взять с собой что-нибудь, напоминающее о жене. Все равно что, трусики, волос, прилипший к краю ванны (он заметил его пару минут назад, и в его глазах он стал бесценной реликвией, свидетельством счастья; он готов был убить любого, кто посмеет убраться в ванной), и наконец остановился на фото. Да, конечно, надо взять фотографию. Ее можно поставить на стол, как те счастливцы, что тычут вам в нос свое счастье. В дальнем ящике стола он нашел фото Клер.