В сладостном бреду

— Видимо?! Небо голубое, солнце светит, и деревья растут очень хорошо, несмотря на мое небрежное к ним отношение. Должно быть, Жасмин старательно за ними ухаживает.

— Я потерял… тебя. Я волновался.

— Но для этого нет причин. Что может случиться со мной здесь, под защитой стен Дандрагона?

— Я беспокоился. Я и не говорил, что на это есть причины. Мне они не нужны.

— Как ты самонадеян.

— Я также не считал себя другим. И никогда ни в ком не нуждался. — Он некоторое время наблюдал за ней. — Не смей больше уходить, не предупредив меня.

— Я не могу находиться подле тебя неотлучно весь день. Я что же, должна каждый раз сообщать, когда собираюсь перейти из комнаты в комнату?

— Да, именно.

Она засмеялась.

— Ты ведь шутишь? — Она посерьезнела, заметив выражение его лица. — Ведь правда?

— Ты меня напугала.

— Но это же пустяк. Я не могу быть привязанной к тебе из-за твоих глупых фантазий.

Он помолчал некоторое время, а затем через силу улыбнулся.

— Конечно, ты права. Не в моем характере беспокоиться о других. Мое волнение в данном случае, несколько… преувеличено.

Она насмешливо фыркнула.

— Ты только и делаешь, что тревожишься обо всех в Дандрагоне и за его пределами.

— Но не так, как сейчас. — Он помог ей подняться. — И это не столько беспокойство, сколько страх, — прошептал он. — Ты знаешь, что происходит со мной, когда он меня охватывает?

— Ты становишься угрюмым и безрассудным.

— Нет. — Он притянул ее ближе к себе. — Я становлюсь твердым и упрямым как буйвол.

Его возбуждение было совершенно очевидно, и, поняв скрытый смысл его слов, она вспыхнула в ответ. Да, действительно, буйвол. У нее перехватило дыхание, но она постаралась, чтобы ее голос звучал легко и непринужденно.

— Тогда, значит, в эти последние четыре дня ты находился в постоянном ужасе. Хотелось бы знать, что ты делаешь, когда вокруг кипит битва. Ведь, наверное, очень неудобно, чувствовать себя как… — Она ойкнула и замолчала, его рука скользнула меж ее ног и, сдавив ее лоно, принялась ласкать. — Это же… нет! — Волна знакомого жара охватила ее. Она попыталась отстраниться: — Перестань.

— Почему? — Другой рукой он смял ее платье и в следующую минуту рванул его, обнажая плечи и грудь.

Теплые солнечные лучи ласкали ее обнаженные груди, легкий ветерок нежно касался затвердевших сосков. Она обостренно чувствовала эти ласкающие прикосновения… Что он спросил у нее?

— Нас могут увидеть из дворца.

— Мне все равно, — пробормотал он. Все же он подтолкнул ее на несколько шагов глубже в рощицу. — Так лучше?

— Нет. — Деревья росли слишком редко, чтобы скрыть их. — Нам лучше вернуться в замок.

— Слишком поздно. — Он прижал ее спиной к стволу дуба и поднял юбку ее платья. — Я не смогу дойти дальше ступеней.

Ей казалось, что и она чувствует то же. Ощущение его груди, прижатой к ее обнаженному телу, заставило ее сердце бешено колотиться.

— Мы можем… попытаться.

— Прямо сейчас. — Он обхватил руками ее ягодицы и приподнял, прижимаясь к ней.

А затем вонзился в нее.

Она вскрикнула и вцепилась в его плечи. Она ощущала шершавую твердую кору дерева, к которому прижималась спиной, и его упругую плоть внутри себя. Ее ноги обвили его бедра, принимая его неистовые движения.

— Вэр, это… — Она замолчала. Ее поразила его дикая, грубая, неистовая страсть, но неожиданно для себя она вдруг поняла, что ничего другого ей сейчас и не надо. Прежде она не испытывала ничего подобного. Он был сейчас словно дикое безумное животное, но он заставил и ее чувствовать в себе такую же страсть.

— Иди… ко мне, в меня, — бормотал он. Его бедра двигались с дикой силой. — Я хочу тебя. Я хочу всю тебя.

Его желание охватило их обоих с такой силой, что она чувствовала его боль.

— Все хорошо. Тебе не надо ждать…

— Нет. Надо. — Он просунул руку между ними и ласкал ее, гладил, прижимал… — Иди же…

Она часто и тяжело дышала, слезы заливали глаза, она так старалась дать ему то, что он хотел. Она пыталась двигать бедрами, но почти не могла пошевелиться, только принимала его, и принимала, и принимала…

В миг, когда ее наслаждение стало непереносимым, сильнее всего на свете, она почувствовала, что взлетает к небесам. Мгновением позже услышала его низкий утробный стон и почувствовала, что он оставил ее.

Он прижался головой к ее голове, грудь его часто вздымалась, он пытался успокоить свое судорожное дыхание.

— Оказывается… гораздо легче, когда думаешь только о своем удовольствии. Это… чуть не убило меня.

Она также едва могла говорить, лишь ждала, пока к ней вернутся силы.

Он опустил ее на землю и лег возле. Долгое время он молчал.

— Ты права, — наконец сказал он. — Утро и правда восхитительное.

Она усмехнулась.

— Я счастлива, что ты наконец это заметил.

Он расплел косу и распустил ее волосы.

— Я пытался не оставить в тебе своего семени, — прошептал он. — Каждый раз я клянусь, что удержусь, но я не могу… ничего не могу с собой поделать. Прости меня.

— Немного поздновато для подобного ограничения. Когда я пришла к тебе в первый раз, я сказала, что готова принять Божью волю в этом деле. Я ведь знаю, что ты хотел бы получить от меня.