— К моему огромному удовольствию. Меня весьма радует, что тебе нужно не только мое семя.
— Ребенок не столь уж необходим так скоро, если бы ты не был таким упрямцем. Мне необходимо привязать тебя к себе любым способом, или ты снова будешь испытывать угрызения совести и сомневаться, должен ли ты делать то, что делать просто необходимо.
— Жениться на тебе и дать тебе ребенка?
— И жить со мной долгие, долгие годы.
— Годы… — повторил он тоскливо. — Ты говоришь так уверенно. А я могу только надеяться.
— Хотя бы это. Я было начала думать, что ты так навсегда и останешься в мрачном расположении духа. И это меня беспокоило. — И добавила горячо: — Я буду верить.
— Кажется, так и будет. — Он поцеловал ее в кончик носа. — Ты так заморочила мне голову и ослепила меня, что я не в силах сопоставить вместе даже две мысли.
— Неужели я все это сделала? — Она теснее прижалась к нему. — Тогда хорошо. Именно этого я и добивалась. Когда ты думаешь, с тобой одно беспокойство.
Он вновь помрачнел и приподнялся на локте.
— Мне бы следовало подумать. Я не должен позволять тебе…
— Молчи. — Она сопроводила свою команду быстрым легким поцелуем. — Мы заслужили немного покоя, и я не позволю тебе все разрушить. — Она снова толкнула его на кровать и села ему на живот. — Хотя после Эль Санана ты должен доказать мне, что ты меня заслуживаешь.
— Я не могу доказать то, чего нет.
Она почувствовала, как слезы застилают ей глаза, и с трудом проглотила комок в горле.
— Я приложу все свои силы, чтобы убедить тебя в обратном. Ты заслуживаешь меня. Ведь ты гордый, самонадеянный, и мне пришлось бы очень долго доказывать тебе твою ценность.
— Тебе не придется тратить силы. Я всегда знал: ты — это солнечный свет, это сила, это радость. — И он добавил: — Вот почему я буду любить тебя до моего последнего вздоха.
Боже милосердный, очень опасно так сильно любить мужчину. Случилось именно то, чего она так боялась, — любовь сделала ее совершенно беззащитной. Она не могла воздвигать какие бы то ни было барьеры, когда он был таким, как сейчас.
Он провел указательным пальцем по ее скуле.
— Я бы хотел сделать тебе подарок. Женщины любят их, правда?
— Я полагала, что все любят подарки.
— Что ты хочешь, чтобы я подарил тебе?
Ей не следует говорить о ребенке, пока они не будут в безопасности, далеко от этой земли.
— Только одну вещь, — прошептала она.
— Какую?
— Твою улыбку. Ты очень мрачен. — Она улыбнулась бледно и вымученно. — Муж должен выглядеть счастливым, или все подумают, что у него очень сварливая жена.
Только на рассвете Кадар возвратился в свои покои.
Селин наблюдала за ним, когда он, подобно тени, направился к соломенному тюфяку. Совсем ни к чему ей испытывать такое облегчение при виде его. Он просто дурак, раз не внял ее мольбам.
— Выскажись, — попросил Кадар, ложась на свое место. — Или ты сейчас взорвешься.
— Двое?
— Двое.
— Тогда ты не заслуживаешь остаться в живых.
— Почести не всегда достигают назначения. — Он повернулся на бок и натянул на себя одеяло. — Если у тебя все, то я хотел бы поспать.
— У меня все. — Но пролежала она молча не более минуты. — Солдаты Кемала изрубили бы нас на куски, будь у них такая возможность. И они почти убили лорда Вэра.
— Да.
— Тогда ты не должен чувствовать вину.
— Я ее и не чувствую.
— А мне кажется, ты переживаешь.
— Ты ошибаешься. Дело закончено, я спокоен. Меня хорошо натренировали.
Внезапно она почувствовала неуловимую ауру жестокости, окружающую его, которая ее так пугала.
— Этот отвратительный Старец. Но ты не похож на него.
— Он думает, что похож. — Он помолчал. — Я действительно не хочу спорить с тобой сегодня ночью. Ты сможешь удержаться от разговоров и заснуть?
В его голосе слышались невыразимая усталость и опустошенность, по какой-то непонятной причине его состояние вызвало гнев.
— Но ты-то не будешь спать.
— Конечно, буду.
От его уверенного тона ей стало еще неуютнее. Она села на постели и зажгла свечу на столе возле кровати.
Он повернулся к ней.
— Погаси свечу.
Пламя отразилось в его темных глазах, но не теплом огня, а холодом и той же леденящей пустотой, которую она видела в глазах страшного Старца с гор.
Пораженная и ошеломленная, она, не отрываясь, смотрела на него, чувствуя себя пригвожденной к месту мечом. Внезапно ее охватила паника.
Нет, ради всего святого, она не допустит, чтобы так было.
Она откинула одеяло, пробежала через комнату и опустилась на колени рядом с ним.
— Ты не должен больше так делать. Тебе от этого плохо.
— Уверяю тебя, солдатам Кемала гораздо хуже.
— Мне нет до этого дела. — Она обхватила его руку своими руками. Как странно, что они оказались теплыми, когда он сам превратился в глыбу льда. — Я не хочу видеть тебя таким, как сейчас. Ты слышишь меня?
— Тут я едва ли могу чем-нибудь помочь. — Он помолчал. — Разве ты не боишься касаться моих рук? Ведь на них кровь, ты знаешь. Только в переносном смысле. Я очень тщательно вымылся, когда добрался до двора.
Он старался вызвать в ней отвращение, оттолкнуть, чтобы самому вернуться в эту страшную, жестокую пустоту. Ее руки сжали его руку.