В шутку и всерьез

Уже первые минуты встречи в Сиднее были трогательны. Это единодушно отметила и пресса, хотя, конечно, не обошлось без репортерских накладок,– над которыми мы вместе с австралийскими шахматистами весело посмеялись. Одна газета именовала меня чемпионом мира, тогда как другая низвела на ступень мастера.

Дни мои заполнили турнирные бои, беседы с новыми друзьями, вылазки в достопримечательные места Сиднея, Георг Кошницкий показал мне много любопытного. Нередко меня "отнимали" у него другие любители, имеющие автомобили, и я путешествовал вместе с ними.

В 1948 году на межзональном турнире в Стокгольме австралийский мастер Лайош Штейнер говорил мне:

– Приезжайте в Сидней, я вам подарю медвежонка коала.

Это была шутка, так как удивительное животное – только австралийский житель и не может быть вывезено за пределы Австралии: немедленно погибает. Коала, без сомнения, самое очаровательное существо из всех живущих на земле. Слово "коала" значит "непьющий". Медвежонок ростом сантиметров в тридцать-сорок обитает на деревьях, почти круглые сутки дремлет, закрыв глаза, и жует листья. Австралийцы утверждают, что листья любимого дерева медвежонка содержат в своем соку алкоголь, так что коала вечно "на взводе". Пушистая мягкая шерсть серого цвета, огромный черный пятачок носа сразу же вызывают улыбку у того, кто впервые видит коала.

Этот медвежонок и кенгуру – символы Австралии. Их изображения можно увидеть на стенах домов, на платках женщин, на эмблемах авиакомпаний. Статуэтки кенгуру и коала продаются как сувениры…

Во дворах многих домов на окраине Сиднея кенгуру бегают, словно козы в русской деревне. На воле кенгуру нередко бывают причиной автомобильных аварий: выбегая на свет фар, крупное животное зачастую попадает под колеса. Газеты писали, что где-то смирное животное взбунтовалось и убило человека, но, видимо, было за что, поскольку разозлить кенгуру не так-то просто.

Да, какой только экзотической "живности" нет в Австралии: дикая собака динго, страус эму, утконос! На деревьях, запорошенных ярчайшими цветами, сидят "настоящие" попугаи, которых мы привыкли видеть лишь в зоопарках и клетках.

Лежа в больничной постели, я вспоминал величественные эвкалиптовые леса в окрестностях Сиднея. В полудреме громады деревьев с их светлыми, гладкими, словно отполированными стволами виделись настолько явственно, что мне вдруг померещился мерцающий меж ними огонек, и я долго не мог понять, откуда он взялся. С трудом очнувшись, я сообразил, что это медицинская сестра с потайным фонариком в руках проверяет надежность циркуляции лечебной жидкости в моей кровеносной системе.

Вскоре я вновь задремал. Вдруг "странные" восклицания достигли моего слуха.

– Ну что, пойдем, что ль? – спрашивал один женский голос.

– Нет, сначала уберем, – отвечал другой.

Что такое, уж не галлюцинация ли начинается? Однако новая русская фраза, прозвучавшая в коридоре, убедила меня, что я в здравом уме. Впрочем, всполошился я больше от неожиданности. Мне было известно, что в Австралии живет шестьдесят тысяч русских, в разные времена и по разным причинам оторвавшихся от родной земли. Встречая впоследствии своих соотечественников, я многое узнал об их жизни на чужбине.

В целом переселенцам в Австралии живется несколько лучше, чем в других странах: здесь легче найти пусть грязную, но работу. И все-таки даже самые процветающие люди тянутся к Родине.

– Одна мысль утешает, – сказал мне в минуту откровенности человек, благодаря своей высокой технической квалификации ставший зажиточным. – Как-нибудь соберу все это барахлишко – да в Россию!

Другой рассказывал:

– Жена мне часто говорит: "Вот живем мы с тобой здесь не худо. А нет во мне былого веселья! Где мой раскатистый смех, где веселые шутки друзей?"

Но есть и другие люди в Австралии. С ними не хочется связывать даже слово "русский". Однажды в Мельбурне на турнир пришел маленький человек лет пятидесяти.

– Здравствуйте, господин Котов, – поздоровался он, поймав меня во время прогулки между столиками.

– Здравствуйте!

– Я тоже из Тулы. Слыхал, вы туляк?

– Да.

Разговорились, вспомнили тульские улицы, парк…

– А где после Тулы проживали? – спросил я.

– В Харькове. Кончил там институт, работал химиком.

– И давно из Советского Союза?

Белесые глаза собеседника как-то сразу беспокойно забегали.

– С сорок… сорок четвертого.

Все ясно – убежал во время войны, когда фашисты побросали своих холуев на произвол судьбы.

Я молча отошел, но теперь уже непросто было отвязаться от этого типа.

– И как вам нравится в Австралии? – задал он стандартный вопрос.

– Скучаю. Уже три недели, как из дома.

– А нам весело! – заторопился бывший туляк, убежавший из Харькова. – Каждый вечер собираемся вместе, организуем концерты. Отличное общество! – Он явно бодрился. Но внезапно физиономия его стала кислой, и он выпалил совсем уж странное, не вяжущееся с предыдущим: – Знаете, честно: если бы была возможность, пешком бы пошел в Москву!

Я пристально посмотрел на бывшего туляка. Что это: признание или хитрость?

– Только при одном условии, – добавил он после паузы.