Люк вновь сфокусировал взгляд и сделал усилие, чтобы приподняться и сесть, прислонившись к стене в ожидании, когда комната прекратит вращаться… и понял, что он до сих пор смотрит на Императора, и что Император по-прежнему смотрит на него.
Он все время слушал размышления Люка, будто это его полное право.
- Так и есть, - властно произнес Палпатин, - я говорил тебе, теперь ты – мой.
Внутри Люка вспыхнуло мгновенное упрямство, игнорирующее все наркотики и истощение и дающее необходимую концентрацию, чтобы он, призвав Силу, смог поднять свой ментальный щит.
Глаза Императора сузились, хоть он и не удивился тому, что мальчишка сумел вернуть свою потерянную было решимость - он был слишком тверд и непокорен, чтобы позволить Палпатину так легко одержать победу, даже под действием наркотиков. Взгляд ситха стал мрачнее и жестче, а в голосе явственно послышалась нарастающая угроза.
- Хорошенько подумай, прежде чем бросить мне вызов. Я остановлю тебя. У тебя нет сил бороться со мной.
Какой-то момент Люк колебался, но врожденное упрямство лягнуло его снова, давая силу для увеличения концентрации, и он вытолкнул из головы шипящее и злорадное присутствие Палпатина - успев на мгновение удивиться, как легко это получилось…
Молния невероятной сверкающей энергии ударила ему в грудь, откидывая назад, головой о стену. Раскаляясь добела, тело и разум пронзала непрерывная, разрывающая боль.
Когда это наконец закончилось, так же внезапно, как и началось, Люк упал, задыхаясь и не издавая больше ни звука, лежа лицом на залитом кровью полу и испытывая благодарность за ледяной холод твердой поверхности.
Смутно он вновь ощутил в разуме проникновение Палпатина. И слабо сплотил мысли обратно под щит.
Тут же его швырнуло обратно в стену, лишая остатков кислорода. На легкие давила безумная тяжесть, не давая ему возможности сделать вдох. Сознание начало меркнуть. Грудь буквально разрывалась в отчаянной борьбе с невидимым весом. Реальность все больше превращалась в размытый туман.
Что-то шептало ему потянуть к себе Силу, повернуть ее внутрь…
Сконцентрировавшись на мгновение, он сумел это сделать, и давление, удерживаемое ситхом, исчезло. Подавшись немного вперед, Люк втянул воздух в горящие легкие, не в силах сделать ничего большего, кроме вздоха.
- Я сомневаюсь, что ты рассчитываешь выиграть при данных обстоятельствах.
Небрежно, сидя на расстоянии трех метров и явно развлекаясь, Палпатин изучал его:
- Ты действительно полагаешь, что можешь оградить от меня свои мысли? Ты не можешь. И никогда не сможешь. Возможно, ты думаешь, я буду уважать твое бунтарское упрямство? Мне ничего не нужно от тебя кроме повиновения. Или, может, ты надеешься, что я сжалюсь и остановлюсь? Конечно же, нет. К этому времени ты должен знать, что я не испытываю сострадания. Так скажи мне, джедай, зачем ты борешься, когда знаешь, что можешь только проиграть?
Палпатин улыбнулся, забавляясь дуальности вопроса.
Насколько слабым могло быть это могущественное существо, скованное навязанными ему ограничениями и правилами. Он покажет ему силу и вырвет на свободу из всего, что держит его. Учителя мальчишки боялись, что он повторит своего отца, и попытались одеть на него короткий поводок правил и запретов, которым он не мог сопротивляться. И с помощью которых они хотели управлять им. И именно эти ограничения – ставшие настоящими слабостями мальчишки, использует теперь Палпатин, чтобы вырвать его из паранойной хватки джедаев.
Как поэтично. Когда Палпатину, уже владевшему телом и разумом мальчика, будет принадлежать его поразительная и несгибаемая воля, его новый ситх оценит эту иронию.
Дыши. Просто дыши.
Ничего не видя, кроме алых пятен перед глазами, Люк с колоссальным усилием вынудил себя на секунду удержать вдох, чтобы при выдохе, мускулы его груди наконец скоординировались и начали вбирать в легкие воздух, направляя по изнывающему телу кислород и заставляя содрогаться от кашля и боли.
Палпатин наблюдал за всем по-прежнему бесстрастным взглядом, самоуверенно и равнодушно, со слабой снисходительной улыбкой на бледных губах.
В конце концов он встал и медленно подошел к своему джедаю, намереваясь понукать им дальше, чтобы спровоцировать ответ, позволивший бы ему вновь принять меры и восстановить свое господство над этим потенциально опасным существом.
- Ну?
- Иди к черту.
Палпатин открыто засмеялся:
- Это все, что ты можешь сделать? Вся твоя борьба?
Он присел перед затаившим дыхание, истерзанным мальчишкой, говоря с презрением и провокацией:
- Бедный маленький джедай. Слова не защитят от меня. Ты еще понимаешь это? Ты понимаешь, что нет никакой защиты против такой мощи, и что спастись от нее можно только использовав ее самому? Чтобы победить меня, чтобы даже просто попытаться остановить меня - тебе нужно стать мною, потому что только Тьмой можно бороться против Тьмы, только огнем можно противостать огню. Либо ты возьмешь эту Тьму и овладеешь ею, либо она раздавит и разрушит тебя, а затем изменит и восстановит так, как я считаю нужным.