Едва уловимый звон, зазывающий за собой. Этот звук Миллер мог бы отличить от тысячи похожих. Годы идут, но традиции не меняются. В холле вновь слышится прекрасный звук фортепиано. Мелодия, выходящая из-под тонких пальцев, наполняла всё пространство меланхолическим настроением. Игра прервалась мощным аккордом из перекрещенных рук, именуемым трезвучием. Фигура обернулась, открывая обзор на улыбающееся лицо.
Она выглядела так всегда: от первой их встречи и до нынешнего момента. Темные волосы аккуратно зачесаны назад, а уголки губ аристократически приподняты. Она молчит и улыбается, смотря в глаза мужчины. Когда она это делает, тело охватывает дрожь, и он, словно маленький мальчик, завороженно наблюдает за каждым движением родственницы.
Она вновь повернулась и продолжила свою игру.
– Тебя долго не было, Джонатан, – приподняв тонкую бровь, проронила Амели, не отрываясь от инструмента.
В детстве, когда тетушка сердилась, то всегда называла его полное имя.
– Я знал, что ты ждёшь меня, – ответил он.
Тон англичанина был уверен и добр. Обычно таким голосом говорят с возлюбленной после долгой разлуки или же с задушевным другом. Другом, который несмотря ни на что будет ждать тебя. Снова и снова… Он прекрасно знал, что Амели именно такой друг. Она единственная, кто, казалось, понимал его.
– Я узнаю это лицо; что-то случилось, но ты тянешь время, – пояснила женщина.
– Это так, – Джон действительно тянул. Он не хотел произносить этого. Новое имя – новая жертва. С каждым разом становилось всё тяжелее от подступающего комка в горле, отдаленно напоминающего чувство неизбежности.
– Я нашел её, – тихо произнес мужчина в надежде, что тётушка не услышит.
Однако Амели тут же убрала свои руки с клавиш, сосредоточив взгляд на племяннике. В её глазах виднелась заинтересованность, тщательно скрываемая радость и одобрение. Женщина встала из-за инструмента, слегка запахнув вязанный кардиган, отправилась в столовую.
Это была одна из комнат, на ремонт которой ему всё же удалось уговорить дорогую тётушку. Старые стены прикрывали сероватые обои, а современная плита с прозрачной панелью удивительно вписывалась в старинный интерьер.
Легкая рука аккуратно коснулась кнопки на серебристом чайнике, а затем открыла шкафчик с различными травами. Там же стояла коробочка с различными видами черного чая. Амели никогда не спрашивала, хотел ли бы Джон чая или же чего-то иного – она молча наливала черный чай с апельсиновыми корками каждый его визит и даже не обращала внимания, если племянник не прикасался к чашке за всю беседу. Так было и на этот раз.
– Тебе нужен совет, иначе бы ты не пришел. Хочешь разделить со мною своё решение, разделить… ответственность? – таким же размеренным тоном продолжала брюнетка.
– Ты хочешь меня задеть?
Женщина повернулась, а её брови слегка нахмурились, обрамляя лицо чертами беспокойства.
– Всего лишь понять, – пояснила она.
– Я не в восторге, что каждый раз мне приходится делать это. Я долго думал в последнее время: быть может, стоит остановиться? Быть может, мою душу ещё можно спасти, несмотря на всё, что я сделал?
– Только так ты можешь спасти её. И ты знаешь это лучше меня, дорогой, – последнее слово она произнесла с некоторым акцентом.
– Но это так мучительно! Всё более мучительно… Я уничтожаю…
– Никто не говорил, что будет легко, – Амели подошла сбоку, накрыв ладонью плечо мужчины и слегка впившись в него ногтями. – Ты всё ещё можешь спасти душу… стать хорошим человеком, помнишь? – склонившись, прошептала она.
В этот момент чайник закипел, и женщина поспешила налить воду в мраморный заварник. Джон обхватил голову руками.
– Ты бы не выбрал её, если бы на то не было причин, не так ли? Если бы в ней не было порока. Ты честный человек, Джонатан. Ты всегда делаешь правильный выбор.
– Я не уверен, что она так уж порочна, как ты думаешь – она… совсем дитя.
– Есть те, кто с малых лет посылается на землю в виде наказания, – она хладнокровно поднесла к губам обжигающий напиток и сделала глоток, даже не поморщившись.
– Она лишь украла деньги у своего начальника. Он накричал на неё, оскорбил, – продолжал рассуждать вслух Джонатан.
– Она взяла богатство ближнего. Она грешна, – вскинула брови Амели.
– Возможно, впервые…
– Разве это имеет значения? Все совершают что-то в первый раз, а дальше совершают зло раз за разом, снова и снова.
– А разве я не делаю то же самое?
– Конечно, нет, дорогой. Ты очищаешь и только, и очищаешься сам… Решайся, Джон – светлое будущее или нескончаемое настоящее, – она встала и, убрав чашку со стола, слегка коснулась рукой его плеча и спины.
От её рук исходило что-то особенное, что-то, чего были лишены прикосновения других женщин. Трепетное, холодное, но меж тем очень душевное и близкое. Амели знала это, а потому использовала как действенный прием.
Марго уже пару суток не выходила из дома, что значительно сказывалось на её душевном состоянии. Но жизнь продолжается, и нужно было решать накопившиеся вопросы. Хотя бы тот же вопрос с работой.