В сетях интриг

– А давай посмотрим, какая у нас тут лошадка. – Девушка решила отвлечь ребенка и, сев на пол, усадила его на коня. – Ой, какая! Она еще и качается. Кач-кач, кач-кач. Это папа тебе подарил…

Последняя фраза комом встала у нее в горле. Андрей Владимирович… До сих пор не верится, что он так скоропостижно, так нелепо умер. Хозяина Оля всегда побаивалась, робела перед его строгим взглядом и резким тоном, которым тот разговаривал с прислугой. Дарья уверяла, что Астахов еще ничего, это Ольга плохих хозяев не видала. Но и сама ходила перед ним по струнке, знала – чуть что, Андрей Владимирович и ей спуску не даст. Правда, с Олей, няней любимого сына, он обходился помягче, но все равно каждый раз, когда Астахов заходил в детскую или они просто случайно сталкивались в доме, ей было не по себе. В глубине души, как ни любил хозяин сыночка, Оля все равно понимала, что человек он твердый и жесткий. Но стоило тому отойти в мир иной – и она тотчас забыла и свой страх, и свою настороженность. Осталось лишь сочувствие к рано умершему хозяину – такой молодой был, всего сорок шесть, да безграничная жалость к Боречке. Такой крошечный, маленький человечек – и остался без отца! Бедный сиротка… Мать, Лера Дмитриевна, совсем не интересуется сыном. Молодая, глупая, не понимает еще, какое это сокровище. Она-то, Оля, постарше ее на три года, скоро уже двадцать восемь стукнет. В жизни как-то все не складывается, а так хочется иметь вот такого карапуза, собственного. Чтоб смотрел на нее вот такими любящими глазами, называл мамой и она не оглядывалась при этом на дверь. А когда она его обнимает, как же хорошо, как тепло на душе! Он прижимается к ее телу, обхватывает крошечными ручонками, щиплет шею маленькими пухленькими пальчиками. Ой, какой же он сладкий, мягкий, самый любимый!

Оля родилась в Ивовке – небольшой деревеньке на Волге. Отца плохо помнила, хотя ей уже восемь лет было, когда он, пьяный, в сугробе замерз. Остались вчетвером: она, Олька, мамка, сестренка Ирка четырех годов от роду и братик Вовка – и того меньше, ему тогда и двух не было. Тяжело им пришлось. В деревне в доме мужик позарез нужен: и избу надо чинить, и огород копать, и по хозяйству, да и вообще женщине одной с малыми ребятами страшновато. Как она, мамочка, бедненькая, их поднимала – трудно представить. Ведь и огород на ней – пятнадцать соток, и куры, и корова, а той сено нужно, а сколько ухода! И нет ведь в деревне не то что машинок этих стиральных – водопровода и того нет. Чтоб постирать да сготовить на ребятню, столько воды надо натаскать! А мамка справлялась, и ничего, даже улыбалась иногда. И к детям все больше с лаской… Как она там сейчас? Совсем плохая стала, хорошо, у тетки прижилась, хоть вместе им не скучно.

День выдался хороший, погожий, солнечный, и Оля торопилась поскорее собрать Боречку на прогулку. Вдруг погода переменится, небо затянет тучами? Все-таки ноябрь на дворе… Так хоть немножко солнышка урвать, ребенку это полезно.

– Сейчас мы с тобой наденем памперс и пойдем гулять, – ласково говорила она своему воспитаннику. – На улице нынче хорошо! Прям как у нас в деревне. Бывало, выйдешь за ворота – и сразу Волгу видать, красавицу нашу… А на лугу коровки пасутся. Знаешь, как они разговаривают? Муууу, муууууу, – потряхивая головой, бодала и щекотала его в голый животик, отчего мальчик вертелся и хохотал. – Вот вырастешь, поедем с тобой ко мне в деревню. Маму навестим…

– Ма-ма, – звонко сказал малыш.

– Мама, – кивнув, грустно прошептала Оля.

Мама у нее хорошая, больше о других, чем о себе, думает. Всю жизнь им, детям, отдала. Ребята выросли, Ирка замуж вышла, в городе стала жить, в Самаре, и Вовка туда же перебрался, не женился еще, но техникум окончил и работу хорошую нашел, телевизоры чинит. А Ольга с мамой осталась. Должен же кто-то? Тем более что замуж все равно не берут… Так и жила бы, верно, до старости, если бы не письмо от Даши.