В середине века

Енукидзе переправил, но плохо все-таки кончилось. Через несколько лет он, оказалось, не разобрался в роли Сталина в создании большевистских организаций в Закавказье и был снят с работы, а потом выяснилось, что он связан с врагами народа и вообще распутник и выпивоха. Разумеется, другие грузины, трезвенники и примерные отцы семейств, не смогли терпеть такого человека в руководстве русским народом…

Разные новеллки

У меня в Калининграде неделю гостил Б.Г. Закс[68]. Мы с ним обменялись несколькими новеллками о Сталине.

1

Владимир Фоменко[69] рассказывал Заксу, что слышал от Шолохова следующую историю.

Шолохов писал Давыдова с некоего еврея по имени Давид (фамилии его Фоменко не запомнил, но похоже на Зеликман, Фрейлигман). Делать еврея героем повести Шолохов, естественно, не мог, но дружил с его прототипом. И вот милого его Давида арестовали за бесчинства при коллективизации. Шолохов горячо вступился за своего героя и при встрече со Сталиным ходатайствовал о возвращении Давида. Этот разговор происходил тогда, когда Сталин еще способен был миловать осужденных.

Давида освободили и доставили к Сталину так поспешно, что даже не успели побрить и переодеть. Рожа у него была страшная.

— Верно, что вы избивали кулаков, если те не выдавали хлеб? — спросил Сталин.

Давид скорбно прижал руки к груди.

— Виноват, товарищ Сталин!..

— И что вы подвергали пыткам детей и жен в присутствии отцов и мужей, чтобы вынудить признание?

— Виноват, товарищ Сталин…

— И что вы любили посадить кулака на железную печку и, привязав его к трубе, подкладывать дров в огонь, пока кулак не раскроет, где прятал хлеб сам и где прятали его друзья?

— Виноват, товарищ Сталин, — простите!

— Нехорошо, очень нехорошо, партия не учила вас таким методам! Вы нарушили прямые запреты партии! — Сталин помолчал и, задумчиво усмехнувшись, добавил: — Но очень интересно! Очень интересно!

2

Адмирал Иван Степанович Исаков рассказывал Заксу, который редактировал адмиральскую книгу, как Сталин приглашал его в кино.

Дело происходило в конце войны в кремлевском бункере, в кабинете, являвшемся точной копией того кабинета, что был у Сталина наверху: та же мебель, те же портреты Ленина и Кутузова и пр.

— Хотите со мной посмотреть кино, товарищ Исаков? — спросил Сталин, когда было закончено обсуждение военных дел.

— Хочу, — естественно, ответил адмирал.

Они пошли в кинозал по подземным коридорам со многими поворотами и развилками. На каждом повороте и развилке мелькала фигура охранника, который мигом прятался, когда замечал Сталина. Молчаливое мелькание фигур заставило Исакова, идущего сзади на костылях — он был без ноги, — рассмеяться.

— Смешно, товарищ Сталин, — попытался оправдать свой внезапный смех Исаков.

Сталин спросил, не поворачивая головы:

— Что?

— Да вот то, что охранники появляются и исчезают как призраки.

Сталин некоторое время помолчал, потом негромко сказал:

— Мне не смешно. Я все думаю, кто из них намеревается пустить мне пулю в затылок.

Мания преследования была логичной оценкой самим Сталиным своей деятельности…

3

А теперь рассказ, услышанный Заксом в Армении, но мало соответствующий логике действий Сталина.

Сталин любил кавказскую кухню и часто приезжал к Микояну, жена которого хорошо готовила южные блюда. За столом составилась привычная компания: Микоян с женой, их сын, иногда — гости.

Как-то в конце 1938-го или начале 1939 года к Микоянам приехал Сталин.

— Что нового? — спросил он, идя к столу.

Микоян поспешно ответил:

— Ничего нового. Все нормально.

Жена промолчала. Сталин сел, заметил, что нет сына Микояна, и показал на пустующее место за столом.

— А его почему нет?

Жена Микояна заплакала, Микоян стал гневно ей выговаривать. Сталин повторил вопрос.

— Арестовали нашего сына, — сквозь слезы выговорила жена.

Сталин еще раз оглядел стол. Непривычно пустующее место явно раздражало его. Он подошел к телефону и вызвал Берию.

— Что с сыном Микояна?

Берия начал сыпать безотказными формулировками: террористическая группа, подготовка покушения. Сталин раздраженно прервал его:

— Ах, террорист, террорист! Я сам знаю, какой он террорист. Пусть немедленно приезжает к обеду.

Через некоторое время появился сын Микояна и как ни в чем не бывало присел к столу. Теперь привычная компания была в сборе, и Сталин стал с аппетитом есть.

Если Сталина новеллка эта рисует недостоверно (хотя в конце 39-го — начале 40 года и давался временный отбой), то Микояна она характеризует, мне кажется, точно.