В самый темный час

– Я знаю, каково тебе сейчас. Трудно прийти в себя после того, как случается что-то плохое.

– Пусть Каспер только попробует к тебе хоть на пять миль приблизиться, ему крышка, – сказал Джейк. – Атт, мы все тебя прикрываем. Во всяком случае, я.

– Мы тоже, – резко заявила Эми.

Аттикус кивнул и, стараясь успокоиться и дышать глубже, вместе с Дэном снова присоединился к группе.

– А что такое цоколь? – поинтересовался Дэн. – Это как цоколь-моколь?

Аттикус улыбнулся.

– Это означает первоначальный фундамент. Вон те низенькие стенки. Библиотека и прочее – новые постройки, как и затейливая дверь, что ведет к секстанту Фахри.

Умаров подвел группу туристов к двери, на которую показал Аттикус. Тропа туда шла между двумя низкими, чуть ниже колен, бортиками, обрамлявшими два прямоугольника.

– Представьте себе это плато в четырнадцатом веке. Огни Самарканда теряются вдали. Чистая, неразбавленная тьма, яркие звезды! Улугбек насчитал тысячу восемнадцать звезд. Некоторые утверждают, что тысячу двадцать две… но кто знает?

Экскурсовод отворил дверь. Аттикус с Дэном бросились вперед, чтобы войти внутрь первыми. Температура за дверью заметно понизилась, словно бы там многие века таился холод космоса. Узкий каменный проход вел к широкому балкону, что нависал над темным провалом.

У Аттикуса перехватило дыхание – и вовсе не из-за холода. Он много раз видел фотографии секстанта, но они ничуть не передавали тяжеловесного размаха вырезанных в скале дуг. Углубления врезались в толщу земли подобно клыкам мамонта. Каменные звезды по бокам были под стать прорезям. Аттикус только диву давался, как можно было так точно и ровно обтесать такие громадные плиты, как удалось отполировать их до столь идеально гладкой окружности. Наверное, сотни рабов орудовали молотками, в невыносимой жаре обтесывая скалы, тщательнейшим образом выверяя крохотные участки круга – при помощи числа «пи»! А потом эти обтесанные глыбы надо было как-то доставить наверх. Промахнись они в расчетах хоть на один сантиметр, все сооружение неминуемо распалось бы на части.

– Вау… – выдохнул мальчик.

– Если тут сдавать скейты в прокат, огромные деньги можно выручить! – заметил Дэн.

Эми пихнула его в бок.

Умаров склонил голову набок. Слова Дэна его лишь позабавили.

– Как говорится, блеск идея. Особенно в те времена, когда секстант Фахри поднимался гораздо выше. – Он взмахом руки описал дугу от пола ввысь. – Дуга шла мимо места, где мы сейчас стоим – в специальное здание с огромным куполом.

Дэн задрал голову.

– Здорово!

– Она пролегала с севера на юг, – продолжал рассказывать Умаров. – Проведенные Улугбеком измерения движений звезд и планет отличались точностью до одной шестисотой градуса. Это примерно ширина американского пенни, если смотреть на него с расстояния в треть мили.

Аттикус посмотрел на старые, выветренные стены. Никаких надписей, которые он бы мог прочитать, там уже не осталось.

– И что потом? – осведомился Дэн. – Они так вот сидели в этой дыре и ждали, пока звезды не передвинутся?

Умаров снова принял картинную позу и принялся декламировать:

Вел бесконечного учет
Шах Улугбек – и вот, смотри:
Огромен каталог его,
Но множителей в нем лишь три.

Их, с апекса Фахри начав,
Взять по уклону надлежит:
Спуск, и подъем, и спуск опять —
Там сердце мастера лежит.

– И что это значит? – не понял Дэн.

Умаров пожал плечами.

– Есть много теорий. Возможно, это ключ к принципу работы секстанта. Прибор ведь и в самом деле был сердцем Улугбека. Маятник поднимался и опускался. Стоя на дне и глядя наверх, астроном фиксировал положение звезд. За небесными телами вели наблюдения изо дня в день, на протяжении многих лет – и каждое наблюдение тщательно записывалось. Конечно, орбиты звезд пролегают не в одной плоскости, так что формулы получались крайне сложными. Возможно, «множители» как-то относится к этим вычислениям. А выражение «по уклону», скорее всего, описывает положение звезды, когда стрелка наклонена определенным образом. Кто знает? Возможно, это отсылка к другим инструментам Улугбека – таким, как параллактические линейки, армиллярные сферы, ручные астролябии…

– Астро-что? – переспросил Дэн.

– Астролябия – это разновидность секстанта, только поменьше, – пояснил Умаров. – Разумеется, далеко не столь точная, но в древние времена она играла в астрономии огромную роль благодаря портативности. Многие астролябии были настоящими произведениями искусства.

Аттикус посмотрел на уходящую в недра скалы дугу. Что могло здесь понадобиться Весперу-Один? Эти вот огромные тяжелые колеи?

– Простите, – обратился он к экскурсоводу, – но если бы я, например, сказал, что меня интересует лупа в ракетке, вы бы поняли, что я имею в виду?

Экскурсовод с улыбкой повернулся к Аттикусу и дружески кивнул:

– Конечно.

Четыре пары глаз уставились на лицо старика.

– В самом деле? – вскричала Эми.