В самое сердце

– Ты готова? – хрипло шепчу я. Если нет, я просто не переживу. Мне мало ее губ и рук. Я хочу это сладострастное ощущение, когда, кончая, она сжимает меня своими тугими мышцами доводя почти до потери сознания.

– А ты не чувствуешь? – спрашивает она, отстраняясь только для того, чтобы снять шорты. – Боже… – выдыхает она, направляя в себя и медленно принимая мой член. – Хочу тебя, Гетти, – шепчет она, начиная двигаться, я помогаю ей, постепенно увеличивая темп, мои пальцы сжимают ее ягодицы, оставляя свежие синяки, словно мало вчерашних, я насаживаю ее на себя в безумном ритме, теряя остатки контроля. Мне похер, что сейчас, возможно, горит чертова кухня. Я сам горю, словно в лихорадке. Она стонет, кусая губы, выкрикивая мое имя, когда я вхожу слишком глубоко, а потом выгибаясь матерится, и я взрываюсь, сразу после нее. Ее оргазм всегда вызывает ответную волну во мне. И я рычу от пронзившего все тело удовольствия. Задираю ее майку и до боли сжимаю грудь, щипая соски пальцами, а потом утешая губами. Она задыхается, я тоже. Кладу ее рядом с собой, перебираю фальшивые волосы. Хочу спросить, но не решаюсь. Женщины такие обидчивые. Не любят, когда мы видим детали и недочеты. Скорее, простят измену, что упоминание о лишних килограммах или искусственных волосах.

– Надеюсь, ты убрала с плиты сковородку? – спросил я, восстановив дыхание. Она смотрит на меня туманным взглядом. В нем читается удовольствие и грусть…. Лил отстраняется. И лицо ее снова непроницаемо. Она отворачивается, поднимает одежду.

– Я выключила газ, – отвечает она, когда я уже забыл о вопросе, поглощенный любованием ею, ее телом….

– Через полчаса спускайся обедать, – доносится до меня уже из коридора.

И кто кого сейчас поимел, спрашивается? Стоп! Обедать? Вскакиваю на ноги, шарю по комнате глазами, ища часы или какую-то технику с часами, или свой телефон. Ничего! Айфон наверняка валяется где-то внизу. Именно там мы начали…

Я иду в душ, потом спускаюсь в гостиную в одном полотенце, нахожу на полу возле бара джинсы и футболку. Одеваюсь, проверяя карманы. Айфон в кармане, но полностью разряжен. Но я уже знаю время. В гостиной есть часы. Час дня.

Отлично. Проспал половину выходного дня, а завтра снова на работу. Черт, чувствую себя вымотанным, и как ни странно, возбужденным.

Топаю на кухню за обещанными блинчиками. Лили переоделась. Сейчас на ней простой шелковый сарафан розового цвета. Причем, вполне приличный. Даже не прозрачный и не короткий. Может же!

– Ммм, вкусно пахнет, – втягивая носом аромат горячих блинчиков, бормочу я и усаживаюсь за стол. Она уже все подготовила. Тарелки, кофе, вишневый джем.

– Расскажешь, что тебе приснилось? – спросила она, присаживаясь, напротив. Тарелка с блинами опустилась между нами. Я нетерпеливо потянулся, и слегка обжог кончики пальцев.

– Как ни странно, ничего страшного, – пожал плечами я, окуная блин в джем и направляя в рот.

– Ты напугал меня, – Лили тоже принялась за еду, но не так жадно, как вчера.

– Очень вкусно, малышка. Ты кулинар. На самом деле мне снились дети. Две девочки. А что именно меня испугало во сне, я так и не понял. Может, это были вы?

Я смотрю на нее, лицо ее бледнеет. Поднимает в недоумении брови.

– Мы?

– Ну, ты и сестра. Ты зря думаешь, что я такая сволочь. Мне действительно жаль, что Алан обманул тебя, и в итоге ты не смогла помочь сестре. И весь этот ужас, что ты пережила… – я положил блин на тарелку перед собой, протянув руку, накрыл ладонью ее пальцы. – Я не могу ничего исправить и переиграть, но мое сожаление искренне. Правда, Лил. Я…

– Я просила… – она закрывает мой рот ладошкой.

– Черт, я не могу называть тебя Лейлой. Это не твое имя. Анастасией ты тоже быть не хочешь.

– Я жила с именем Лейла три года. Оно мне стало родным. Просто прими это. Хорошо? – она строго и непоколебимо смотрит мне в глаза. – И мне похер на твои сожаления, Гетти. Ты прав, ничего нельзя изменить. Моя сестра умерла, как и часть меня. Не думай, что эта ночь что-то изменила. Ты трахнул мое тело, а не мои мозги. Может быть, когда-то у меня были к тебе чувства, но сам понимаешь, сложно сохранить хоть что-то, выживая в моральной мясорубке день за днем на протяжении двух лет. Я никогда не забуду, что сделал Алан и чего не сделал ты.

Я пристально смотрю ей в глаза, чувствуя нарастающую ярость. Сам не понимаю ее истоков и причин. Она имеет право на ненависть! Но, черт побери, не после того, как я поимел ее по полной программе этой ночью и утром. Я больно сжимаю ее пальцы, сцепив челюсти, просто сверлю ее взглядом. А она спокойна и уравновешена.

– Ударишь меня, милый? – издеваясь, спрашивает она. – Или трахнешь? Ты же больше ничего не умеешь – только трахаться и бить женщин.

– Я никогда не бил тебя! – воплю я, вскакивая на ноги и рывком поднимая ее. На самом деле мои слова расходятся с делом. Я бил ее…. Но она сама просила. Черт, не знаю, что сказать. Она смеется мне в лицо, и я инстинктивно даю ей пощечину. Ни одна женщина не смеялась надо мной, не бросала мне в лицо такие дикие обвинени.

Ни одна женщина не пострадала от меня так, как Лили.