В Розовом

Харрис вопросительно глядит на Джолену: все у тебя? Она терпеливо кивает: да, все. Он быстро и одышливо продолжает: — Наш ум находится за глазами, только чуть выше: вот здесь, в макушке. — Он стучит себя по макушке. — В верхней части нашего организма. Ум — это рай. Рай считается чем-то хорошим. Чем-то невинным — хотя другие органы могут с этим не согласиться. Но ум создал себе такую репутацию. Он решил, что он самый важный орган человека. Что именно он отличает нас от всех остальных живых существ. Ум отказывается видеть свои недостатки, хотя человеку они совсем без надобности. Правда, ум способен лучше думать, чем все остальные органы.

Харрис замолкает, как будто сам с собой не согласен, но потом решается:

— Да… Можно сказать, что он думает лучше остальных органов.

— Можно так можно, — говорит Джолена.

Краем глаза она замечает, что у кого-то кончился кофе.

— А есть и то, что внизу, — Харрис подымает брови, — наши половые органы. — Он выразительно хватает себя за пах. Джолена улыбается. Интересно, насколько близко они знакомы?

Голос Харриса опускается на добрую октаву, и остальные посетители поворачивают головы в его сторону: откуда эти странные звуки?

— Они расположены ниже, чем рай или ум, который вот здесь. — Снова постукивает себя по макушке. — Если принять уровень глаз за поверхность Земли, половые органы находятся под землей. Это символ ада. Ад не виден. Ад прячется под нашей одеждой. Ад там, где сейчас моя ручка. — У Харриса действительно не руки, а «ручки» [29]. — Там скрывается ревность. И другие гадости. Диссидентство. Иезуитство. Дьявольщина. Половые органы и их желания сбивают весь организм с истинного пути. Так считает ум, то бишь рай.

Харрис останавливается и делает глубокий вдох: поди поговори минут пять таким басом!

Посетители, которые было выглянули из своих кабинок, снова утыкают носы в газеты. Про рай и ад уже наслушались, теперь пора узнать свежие сплетни.

— Итак, с моей точки зрения рай и ад существуют непосредственно в физическом теле, а не где-то вне его, на небе или под землей. Эта концепция настолько тесно связана с нашим визуальным и телесным восприятием и настолько субъективна, что может считаться произвольной. Что ты по этому поводу думаешь? — осведомляется Харрис.

— Интересная идейка, Харрис, — снисходительно говорит Джолена, открывает блокнот для заказов, который она никогда не выпускает из рук, и вытаскивает из прически карандаш. — Так что ты закажешь?

— Э-э… Один навязчивый аморальный импульс, пожалуйста.

— Как обычно?

— И кусок бекона. — Харрис барабанит по стойке двумя пальцами каждой крошечной руки. По-моему, он пытается отстучать ритм песенки «Пролет», серф-поп 1962 года. Когда-то я умел ее настукивать.

Вот такие развлечения ждут вас за завтраком в гриль-баре. Обычный день в обычной забегаловке «Зевака», что в городе Саскватч, штат Орегон.

Хоть тут и не райские кущи, нам в общем-то нравится.

Здороваюсь с Харрисом, и мы начинаем разговор о своих творческих планах. Разговор узкоспециальный, не интересный никому, кроме нас. Да и нам в общем-то тоже. Наши сотовые лежат на стойке, касаясь друг друга. Сообщаю Харрису, что у меня было два озарения. Значит, надо про них рассказать.

— Первое было от веселящего газа, который мне дал зубной, когда удаляли зуб, — говорю я. — Озарение об Одинаковости.

Когда газ начал действовать, меня медленно обступили сестры и врач. Они были разной национальности, разного происхождения, разного пола и, наверное, разных сексуальных предпочтений, потому что у каждого они свои. И мне пришло в голову, что все мы — одна и та же личность, но в разных временных континуумах. Одно и то же существо. И эта одинаковость относится не только к людям, но и к растениям, собакам, птицам и всему остальному. Все они — одно и то же. Одна личность, которая одновременно существует в разных местах и на разных уровнях.

«Одно и то же» — это как мышцы, которые есть у разных существ, но состоят из одних и тех же волокон. Или клетки: они созданы природой так, что выглядят и ведут себя практически одинаково. Или, если взять другой уровень, молекулы: внешне одинаковые, но с разным числом нейтронов, протонов и электронов.

У нас есть сознание. И у птиц есть сознание. Под действием газа мне казалось, что наши сознания похожи. Ведь сознание — это инструмент, как мышца. И сознание, и мышление, и интеллект — все это не больше чем инструменты. Неужели мы пришли на эту землю, чтобы думать?

Мне кажется, наша цель в том, чтобы выжить. Ум — это инструмент выживания, с помощью которого люди и животные разрабатывают стратегию, убегают от тех, кто за ними гонится, и гоняются за теми, кого им нужно поймать. Все это делается для того, чтобы выжить. Так что ум — обычный инструмент выживания. Как руки или ноги.

Харрис молча слушает, жуя толстый кусок бекона. Он относится к подобным мыслям серьезно, чего я не могу с полной уверенностью сказать о себе: все эти мысли придумал мой ум, а я ему не доверяю.