В реке времени

— Нет... — покачал Дрей головой. — Тут я нужнее. Там Новиков из-за меня дергается, боится старый хитрец, что если я не вернусь, закроют его лабораторию. Можешь передать ему, пусть не боится. Посмотрит комиссия все записанное автоматами и даст добро на дальнейшую работу.

— Уверен?

— Абсолютно. Комиссия обязательно будет. А в нее дураков не пошлют. Так что успокой моего старого друга и врага да привет передай.

У меня спина онемела от неудобного стояния, но менять стойку я не мог. Хрон стал подозрительно сильно вибрировать. Я ощущал вибрацию всем телом, будто не только корпус, но и воздух внутри капсулы дрожал. Представляю, какой гул стоял внутри. Однако на пульте по-прежнему светилась желтая лампочка. Но она меня не успокаивала. Мне почему-то казалось, что стоит только вернуть голову во внутрь времени-поля, как хрон сам автоматически «выпрыгнет» из этого времени. И больше Дрея я не увижу. Поэтому приходилось терпеть боль в позвоночнике...

Я хотел еще спросить о чем-то Дрея, но увидел, что он с напряженным вниманием вслушивается в тишину леса.

— Что там? — поинтересовался я.

— Кажется, идут, — сказал он, не меняя позы.

Я прислушался, но ничего не услышал. Очевидно, живя здесь, Дрей приобрел снова все те физические качества, которые современный человек давно потерял: острый слух, зоркость глаз и крепость мускулов. Впрочем, мускулы у Дрея были крепкие. Когда ходили с ним в бассейн, я в этом не раз убеждался, глядя, как он плавал по дорожке бассейна.

А теперь никак не увязывался этот Дрей с тем, что остался в памяти, с кем я еще каких-то два часа назад разговаривал, пока мы не разошлись по своим капсулам. Между нами целые годы...

Мне иногда казалось, что это не Дрей, а кто-то другой, похожий на него, живущий в этом лесу и одетый в шкуру, разговаривает со мной, спорит. И все же так мог говорить только Дрей, поэтому образ того, «прошлого» Дрея, сливался с этим, что сидел, привязанный к столбу.

В лесу послышались какие-то крики, непонятные звуки, будто палками колотили по стволам деревьев.

— Проваливал бы ты отсюда, — вдруг зло сказал Дрей и с ненавистью посмотрел на меня. Я оторопел. Чего это он?

— Не понял, что ли? — вдруг крикнул Дрей. — Проваливай, нечего смотреть... И тут я сообразил, что он не хочет, чтобы были свидетели того, как его будут казнить. Теперь ясно, почему он привязан к столбу. Неизвестно еще, как они его будут мучить, но он не хотел, чтобы я видел его муки и чтобы аппаратура все фиксировала.

Я пожалел, что нет с собой оружия. Могли и предусмотреть: положили бы в хрон пистолет или автомат и парочку гранат. Хотя... Ну, перестреляю я всех, распугаю, но Дрей не хочет возвращаться. Значит, он сознательно остается здесь. Знает, что его ждут мучения, и все равно остается... Но для чего?

— Уходи, Кедрин, — сказал Дрей просящим голосом. — Так мне будет легче... Неужели ты этого не понимаешь?

Вдалеке зашевелились кусты, замаячили коренастые, лохматые фигуры с длинными палками в руках.

Я посмотрел на Дрея, но голова его была повернута в сторону подходящих дикарей.

Вдруг в просвет серых, скучных облаков заглянуло солнце. Утреннее. И осветило Дрея...

5.

...Хроноскаф Кедрина вышел из автономного режима. Испытатель Кедрин в аппарате отсутствует. Информации в памяти аппаратуры нет. Комиссия изучает причины ее исчезновения...

С негромким хлопком, будто открыли бутылку шампанского, хроноскаф исчез.

Прощай, мое теперь далекое время! Прощайте, все мои родственники, друзья, коллеги! Прощай, хорошая и красивая девушка Аля! Не дождешься ты сегодня вечером меня у кинотеатра. Почему сегодня? Теперь это «сегодня» очень и очень далеко в будущем. Прости меня, Алечка, но не мог я поступить иначе. Не мог! Совесть не дала. Воспитание. Не захотел я оставлять своего друга одного лицом к лицу с бедой.

Как я выпрыгнул из хрона, до сих пор не понял. У меня обычно так часто бывает: сначала сделаю, а потом соображаю — зачем?

Подошел я к Дрею, ножом освободил его руки от пут, которые оказались сделанными из скрученных жил. Научил он на свою голову такие веревки делать...

Встретился я с взглядом Дрея, в нем и удивление, и скрытая радость. Доволен, что не один...

— Что-то я не замечал за тобой склонности к авантюрам, — проговорил Дрей, растирая опухшие кисти рук.

— Сам удивляюсь, — усмехнулся я. Что я еще мог ему сказать?

Толпа дикарей, перестав галдеть, остановилась метрах в ста от нас. Были они невысокого роста, коренастые, с мощными мышцами. Все заросшие, но довольно-таки чистые. Дрей, наверно, научил их личной гигиене. Правда, если рассуждать здраво, что нам известно о людях, живших много тысячелетий назад? По скудным находкам каменных орудий труда о личной жизни древних делать выводы трудно. Можно только строить догадки и предположения. В современном представлении древние — это заросшие, грязные полулюди-полуобезьяны. Но они могли быть совсем другими. В этом я теперь мог убедиться.