В разреженном воздухе

Но доверие партнеров друг к другу является недозволенной роскошью для тех, кто записался в клиенты платной экспедиции, — здесь приходится полагаться только на проводника. Пока вертолет с жужжанием мчал нас к Лукле, у меня закралось подозрение, что все мои товарищи по команде, как и я, надеялись, что Холл позаботился о том, чтобы исключить из группы клиентов с сомнительными способностями, и что он знает, как защитить каждого из нас от недостатков другого.

Глава четвертая ПХАКДИНГ

31 марта 1996 года. 2800 метров

Для тех из нас, кто не тратил время попусту, ежедневные переходы заканчивались слегка пополудни, но редко до того, как жара и боль в ногах вынуждали нас спрашивать каждого встречного шерпа: «Далеко еще до лагеря?» Ответ, как мы вскоре обнаружили, всегда был неизменен: «Не больше двух миль, саг'б…»[8]

Вечера были тихими, дым, стелющийся в спокойном воздухе, смягчал сумерки, быстро меняющееся освещение озаряло горные хребты, где нас ждал ночлег. На следующий день, облака скрывали очертания ущелья, по которому предстояло идти после. Растущее возбуждение снова и снова увлекало мои мысли к Западному гребню…

Посещало и щемящее чувство одиночества — когда садилось солнце, и лишь изредка возвращались сомнения. В такие минуты мне казалось, что вся моя жизнь осталась позади. Ступив на гору, я понимал (или верил), что это чувство уступит место полной поглощенности предстоящей задачей. Но временами я спрашивал себя: неужели я только для того и проделал весь этот долгий путь, чтобы понять, что на самом деле я искал здесь то, что оставил позади.

Томас Ф. Хорнбейн «Эверест. Западный гребень

Из Луклы путь к Эвересту лежал на север по сумрачному ущелью с холодной, запруженной валунами речкой Дудх-Коси, которая бурным потоком неслась с ледника. Первую ночь нашего перехода мы провели в деревушке под названием Пхакдинг. Она состояла из полдюжины домов и переполненных лоджий[9], расположенных на горизонтальном выступе крутого склона над рекой. С наступлением темноты подул по-зимнему обжигающий ветер, и утром, когда я направился вверх по тропе, на листьях рододендронов искрилась изморозь. Но регион Эвереста лежит на 28 градусах северной широты, чуть выше тропиков, и как только солнце поднялось достаточно высоко, чтобы его лучи проникли вглубь каньона, температура резко подскочила. К полудню, когда мы миновали шаткий пешеходный мост, подвешенный высоко над рекой, — а это был четвертый переход через реку за тот день, — пот градом катился с моего подбородка, и я разделся до шортов и футболки.

За мостом грунтовый тракт покидал берега Дудх-Коси и уходил вверх по отвесной стене каньона, петляя среди благоухающих сосен. Вычурно рифленые шпили ледяных башен Тхамсерку и Кусум-Кангру пронзали небо, вытянувшись вверх на две вертикальные мили. Это был величественный край, с такой внушительной топографией, как ни один другой ландшафт на земле, но он не был пустынным — и не был пустынным уже сотни лет.

На каждом лоскутке пахотной земли были устроены террасы, на которых выращивали ячмень, гречиху или картофель. Ленты молитвенных флажков были натянуты между склонами гор, древними буддистскими чортенами[10] и стенками, сложенными из камней мани[11], покрытых изысканной резьбой и стоявших, словно часовые, даже на самых высоких переходах. Когда я повернул от речки, тропа была запружена туристами, караванами яков[12], монахами в красных робах и босыми шерпами, сгибающимися под тяжестью непомерно больших грузов, состоящих из дров, керосина и содовой воды.

Через полтора часа пути над рекой я взошел на широкий гребень, миновал окруженный каменной стеной загон для яков и неожиданно оказался в деловой части Намче-Базара, общественного и торгового центра шерпов.