В разгаре лета

Лес редеет. Мы вырываемся на край поля. Враг словно под землю провалился. Неужели нам и впрямь удалось очистить лес от немцев?

Переводим на опушке дух.

Перед нами просторные поля, окаймляющие полукругом мызу Кивилоо. Самого имения не видно, оно прячется за густой листвой деревьев: за липами, кленами или каштанами, - в парках вокруг имений растут большей частью эти породы. Так что мне лишь остается догадываться о том, что перед нами мыза Кивилоо. Постепенно начинаю различать за деревьями глыбы зданий, вижу большое тяжелое строение из гранита на самой границе между полем и парком.

Справа, в нескольких стах метрах от нас, к поместью тянется почти по прямой шоссе, переходящее посреди поля в аллею. По левую руку равнина спускается под уклон, и у меня такое впечатление, что там, в лощине, должна протекать речка.

Посреди поля лежит большой валун размерами с бедняцкую хибарку.

С удовольствием полюбовался бы отсюда, с опушки, на эти простирающиеся поля, на купы деревьев вокруг строений поместья, на темнеющий вдали лес, на шоссе, на ложбину, на валун - словом, на все, что вижу. Только времени нет. Мы продолжаем наступать.

Выкатываемся из леса в поле и движемся напрямик к мызе. Шагов двадцать пробегаем без помех. Потом начинают шлепаться мины. Все чаще и чаще. Залегаем на миг и тут же вскакиваем снова. Бухает почти непрерывно, воздух пронизан визгом осколков, поле перед нами как бы клокочет. Спереди, сзади, с боков - словом, повсюду вздымаются фонтаны земли, осыпающей наши головы и спины. Меня охватывает вдруг чувство отчаянной беспомощности, начинает казаться, что нам вовеки не сдвинуться ни вперед, ни назад с этого поля ячменя или овса, - пес их разберет, эти злаки.

Скорее от страха, чем от чего другого, поднимаюсь в полный рост и бегу во весь дух. Добежав до валуна, ложусь. Дьявольски надежная глыба - душу окатывает волной облегчения.

К валуну сбегаются и другие - нас тут становится, пожалуй, слишком много. Понимаю, что задерживаться нельзя, не то мы привлечем внимание немцев.

Первым поднимается Коплимяэ. Потом - другой. А за ними и я выскакиваю из-за камня. Глаза жадно выискивают впадинку или бугорок, любое спасительное укрытие. Но поле отвратительно гладкое, хотя лежа и можно кое-как притаиться в густом ячмене. Падаю где придется, потом бегу опять.

Огонь автоматов становится таким плотным, что и голову не подымешь. От того места, где нас прижали, до имения - метров сто - двести.

Передо мной лежат двое, шагах в десяти - Коплимяэ, а дальше - еще кто-то, кого я не могу узнать со спины.

Над головой свистят пули автоматов - очередь за очередью, свистят пронзительно, как удары кнута, злобно взвизгивают и обдают меня всего жаром.

Пробираюсь дальше ползком, подняться невозможно. Но только я зашевелился, как земля вокруг начала взвихряться.

Что есть силы вжимаюсь в землю. Стискиваю голову руками и жду. Выжидаю подходящего момента. Ничего больше не остается.

Время словно бы останавливается.

А если вскочить и кинуться вперед? Вдруг обойдется? Рассудок подсказывает, что не обойдется. Вскочить - значит наверняка погибнуть.

Что же делать?

Самочувствие - хуже некуда. Когда я сидел в амбаре в Вали, оптимизма у меня было в тысячу раз больше. Да и в Аудру я не терял надежды. Тогда я словно бы не замечал пуль, а сейчас боюсь их.

Да, боюсь. Не что иное, как страх смерти, заставляет меня цепляться за землю. Прихожу подсознательно к выводу, что от моей воли и моих поступков уже ничего не зависит. А потом в душу закрадывается дурное подозрение, что дальше нам нипочем не продвинуться. Поднимешься - конец неизбежен.

А может, это самый лучший . исход? Не все ли одно - где? Здесь, на полях мызы Кивилоо, или на улицах Таллина? Сейчас, когда люди гибнут тысячами, никто не вправе рассчитывать на вечную жизнь.

Нет, нет, нет!

Я хочу жить, я должен жить! Не хочу подыхать, как беспомощная крыса.

Нет и еще раз нет.

Плевать на все!

Мы должны подняться и продолжать атаку. Это единственная возможность спастись.

В этот миг Ильмар начинает строчить из автомата. Я тоже нажимаю на спусковой крючок.

Над крышей строения в конце поля - сарая, амбара, конюшни или хлева и под раскидистыми деревьями начинают разрываться снаряды, а может быть, мины.

Неужели это наши?

Вскакиваю и кидаюсь вперед, уже не думая о том, что может случиться. Чувствую только одно: больше я не должен и не могу пассивно выжидать. Надо что-то делать.

В этот миг мне становится ясно, что, если человек хочет остаться человеком, он никогда не должен смиряться, Каким бы безнадежным ни было положение.

В течение всей атаки я был уверен, что стоит нам пересечь поле, и все будет решено. Но сейчас, ведя из-за конюшни вместе с Тумме стрельбу по нижним окнам имения, я начинаю думать, что нам, пожалуй, не под силу отбить у немцев Кивилоо.

Не многие из нас добрались до строений мызы. Человек двадцать от силы. Большинство рот застряло в поле, не преодолев последних ста метров. Не вижу ни одного парня из нашего взвода. Минут пятнадцать назад я еще видел, как Ильмар перебегает между деревьями парка, но потом я потерял его из виду.