В путь-дорогу! Том III

Телепневъ исполнилъ приказаніе. Они сидѣли на скамейкѣ и сначала молча слушали пѣніе. Студенты пѣли двойной квартетъ.

— Вы помните, Темира, четыре года тому назадъ?

— Да. Мнѣ тогда больше нравился «Домъ».

— Я сидѣлъ здѣсь другимъ человѣкомъ.

Телепневъ замолчалъ. Темира не прерывала молчанія. Опять запѣли студенты. За ратушей пылала заря, въ аллеяхъ уже сгустились сумерки.

— Пройдемтесь по саду, — сказала Темира.

Телепневъ не слыхалъ даже ея словъ.

— Проснитесь, Борисъ, я вамъ предлагаю идти по саду.

Онъ вскочилъ и подалъ ей руку.

— Maman, — сказала Темира, подходя къ Юліи Александровнѣ:—ты не любишь, душенька, гулять, я хотѣла бы пройтись по аллеѣ и туда за руину. Ты не будешь за меня бояться?

— Хорошо, мой другъ, только, пожалуйста, не очень ужь долго.

— Какъ погуляется, maman.

Они пошли довольно скорыми шагами. На Телепнева напало оцѣпенѣніе, онъ задыхался и молчалъ.

— Куда же мы? — спросила Темира. — Послушаемъ сперва пѣніе поближе.

Подошли къ хору. Нѣмцы пѣли послѣднюю пѣсню. Гуляющихъ было уже очень мало.

— Пойдемте къ руинѣ, — сказалъ наконецъ Телепневъ и повелъ Темиру по боковой аллейкѣ къ развалинамъ, полуосвѣщеннымъ восходящей блѣдноватой луной.

Объ эту пору не наступили еще бѣлыя приморскія ночи.

Они постояли на площадкѣ предъ руиной. Темира прислушивалась къ вечернимъ звукамъ и отъ времени до времени взглядывала на Телепнева. Онъ, весь тревожный, съ блѣднымъ, почти страдальческимъ лицомъ, стоялъ немного отвернувшись отъ нея, и глядѣлъ вдаль воспаленными глазами.

— Гдѣ ваше любимое гулянье? — спросила Темира, прикоснувшись къ его рукѣ.

— «Philosophengang», — глухо отвѣтилъ Телепневъ.

— Пойдемте туда.

— Надо будетъ спускаться внизъ.

— Ничего, я не испугаюсь.

По крутой дорожкѣ съ уступами сошли они отъ руины, внизъ, въ узкую березовую аллею, гдѣ стояла уже настоящая ночь; только въ просвѣтахъ между вѣтвями глядѣло блѣдноватое небо съ перистыми облачками.

— Какъ же мы оставили maman? — спросилъ Телепневъ.

— Ничего; она вѣдь любитъ быть одна на воздухѣ.

А въ эту минуту Юлія Александровна думала: «какая это Темира скорая, взяла и ушла съ m-r Телепневымъ. Конечно, съ нимъ можно, но все-таки ужь я, кажется, слишкомъ слаба».

Но ея мысль тотчасъ же перешла къ Жану, и она внутренно заахала, воображая, какъ Иванъ Павловичъ въ Висбаденѣ выскакиваетъ изъ игорной залы и съ отчаянія теребитъ свои кудри.

— Не идите такъ скоро, — сказала Темира Телепневу. — Какъ здѣсь темно, мнѣ даже страшно немножко..

Телепневъ довелъ ее до конца аллеи, гдѣ стояла скамья. Справа дрожалъ на листьяхъ лунный блескъ и ложился полосой по дорогѣ.

— Хотите сѣсть? — спросилъ онъ.

— Да, я немного устала.

Глубокая тишина разлита была кругомъ. Городъ уже замеръ. Въ темной аллеѣ пахло ночной свѣжестью, такъ и хотѣлось все шире и шире дохнуть грудью. Телепневъ стоялъ передъ Темирой и вздрагивалъ.

— Что-жь вы не сядете? — тихо проговорила Темира.

— Темира! — произнесъ Телепневъ и голосъ его задрожалъ — чего мнѣ ждать?

Темира пристально на него посмотрѣла. Едкое страданіе разлито было но его лицу. Онъ стоялъ въ позѣ человѣка, точно приговореннаго къ смерти.

— Чего ждать? — повторила она вопросъ.

— Да.

— А развѣ вы ждете чего-нибудь?

— Одно слово, Темира…

Она молчала.

— Неужели вы его не скажете? Вѣдь это хуже смерти!..

— Подите сюда, — прошептала она и протянула ему руки.

Телепневъ вдругъ припалъ къ ея колѣнамъ и началъ цѣловать ихъ съ безумнымъ восторгомъ. Онъ покрывалъ поцѣлуями ноги Темиры, которая все шептала: «полно, полно…»

— Ты меня любишь! — вскричалъ, задыхаясь отъ радости, Телепневъ, и, опустивъ голову въ колѣни гордой дѣвушки, зарыдалъ.

Античныя бѣлыя руки обвили его шею. Большіе, глубокіе глаза страстно ласкали его… Трепетный, безконечный поцѣлуй дрожалъ на влажныхъ устахъ…

— Милый мой, красавецъ мой, — тихо говорила Темира, гладя руки и волосы Телепнева: — прости, я тебя мучила; но развѣ ты не видалъ?.. Я давно твоя Темира.

— Нѣтъ, ангелъ мой, я не вѣрю, я приготовился къ смерти, и вдругъ такое невозможное счастіе!

И онъ опять бросился цѣловать ея ноги.

— Да полно же, Борисъ, я разсержусь… Я говорить съ тобой хочу, мы сегодня прощаемся…

— Какъ прощаемся? — вскрикнулъ Телепневъ, точно ужаленный.

— Да, я такъ рѣшила.

— Зачѣмъ же разставаться? — спросилъ онъ съ ужасомъ.

— Такъ нужно. Я дѣвочка. Ты мальчикъ. Ты умный и ученый; но ты еще не жилъ… Поѣзжай къ себѣ, полюби людей больше, начни настоящее дѣло… Пройдетъ годъ, ты много измѣнишься… Тогда я посмотрю. Будешь ты меня любить, будешь человѣкъ, Борисъ, — иди ко мнѣ смѣло, я тебя жду…

Она выговорила это спокойно, почти торжественнымъ голосомъ. Телепневъ слушалъ ее и не могъ вымолвить ни одного слова.

— Что же ты молчишь? Тебѣ тяжело? А мнѣ, ты думаешь, хочется отпускать тебя, Борисъ? Но, такъ нужно!

— Ты не увѣрена во мнѣ, Темира! Но развѣ можно больше любить? Вѣдь я твой рабъ, я у ногъ твоихъ умоляю, не покидай меня, возьми все, все; позволь только глядѣть на тебя, родная моя, голубушка моя!