В провинции

Материнство часто благотворно влияет на женщину, но мужчины редко меняются, становясь отцами, даже если заранее с трогательным старанием к этому готовятся. Александр не готовился стать отцом, во всяком случае всерьез и сознательно. Это не было ни мечтой его жизни, ни заветным желанием, потому он ничуть не изменился.

Кроме минутной радости, он при виде новорожденной не испытал ровно никаких чувств; бывали минуты, когда он с трудом верил и осознавал, что он — отец! Он! Такой молодой! Такой свободный еще год тому назад, и вдруг — отец! Смутная тревога охватывала его при этой мысли, он злился на себя и редко когда радовался. Но особенно бывало досадно, когда к нему лезли с поздравлениями соседи и уверяли, что теперь он поистине солидный человек, потому что у него есть ребенок, и прочили ему еще кучу детей. Эти разговоры напоминали ему о новых обязанностях, тяготах и безвозвратно потерянной драгоценной свободе, и, однажды осознав это, он в ужасе схватился за голову и завопил: «Караул!»

Перемена, произошедшая в Винцуне после того, как она стала матерью, ему тоже решительно не нравилась. Постоянно нянчившаяся с ребенком, неокрепшая после болезни, временами задумчивая, она уже не была той веселой, вечно смеющейся, неутомимой партнершей Александра в танцах, как в первые месяцы замужества.

Чем серьезней становилась она, тем больше ему хотелось ребячиться и веселиться.

Подчас она принуждала себя быть такой же, как прежде, но самой ей весело не было.

Она все больше привязывалась к дому, к каждодневным занятиям, тихой жизни, а его все сильнее влекло бывать на людях, получать новые впечатления, развлекаться. Чем желанней ей были доверительные и сердечные беседы, тем меньше он был к ним расположен.

В облаках она уже не витала, давно сложила крылья и опустилась на землю, чтобы с тихим благоговением сидеть у колыбели, заниматься домашними делами, а Александр, наоборот, только сейчас расправил крылья и, словно мотылек, порывался лететь навстречу блуждающим огонькам заманчивых светских удовольствий.

Глубокая духовная пропасть возникла между супругами, они чувствовали, что их что-то разъединяет, но еще не понимали что.

Они почти не разговаривали; все реже и слабее вспыхивал огонек в глазах Александра, когда он смотрел на жену, и все меньше Винцуня радовалась этим вспышкам. Число поцелуев от шестидесяти в день, как было во втором полугодии, сократилось до трех. Спад резкий, но вполне закономерный при таких отношениях; если любовь поначалу чересчур горяча, а на другой год после женитьбы заметно остывает, то потом уже со скоростью геометрической прогрессии приводит к взаимному равнодушию.

И тогда супружеская жизнь похожа на пустырь, поросший сорняками огорчений и обид…

Вот по такому пустырю и тащились молодые супруги, утопая в зарослях неурядиц, но среди чертополоха для Винцуни вырос чудесный цветок — материнская любовь; всецело поглощенная своим чувством, Винцуня еще не замечала, что происходит с Александром; между тем он скучал и томился, однообразие домашних дел наводило на него тоску, все сильней он жалел об утраченной свободе, все чаще убегал из дому в погоне за новыми впечатлениями, которых жаждала его взбалмошная, неспособная к сосредоточению, непостоянная натура.

Как рассказывала Топольскому трактирщица, через год после свадьбы Александр стал заглядывать в залу и возобновил свои отношения с пани Карлич.

Возможно, этого и не произошло бы, если бы сама очаровательная вдова не подала повод. Как-то в воскресенье, выходя из костела, она скучающим капризным взглядом обвела прихожан и, увидев Александра, который издали ей поклонился, кивнула ему и знаком велела подойти.

— Видно, правду говорят люди: женится — переменится! — произнесла она, улыбаясь. — С тех пор как вы женаты, вы к нам в Песочную и дорогу забыли. Может быть, вы дали обет отшельничества? Или ваша жена ревнива и строга?.. Или мы больше не друзья?

Последнюю фразу она умышленно произнесла по-французски, чтобы никто из окружающих не понял.

— Ни то, ни другое, ни третье, — отвечал Александр, галантно кланяясь, — просто я занят… Времени не хватает… Поверьте, я лишаю себя громадного удовольствия…

— Никаких отговорок и комплиментов я не принимаю, — восхитительно улыбнувшись, возразила пани Карлич. — Лучше приезжайте к нам сегодня, мы устроим им reunion[13] и отлично повеселимся, не правда ли? — обернулась она к двум нарядным спутницам.

Компаньонки поддержали хозяйку и подтвердили, что ожидается приятное общество. Александр был весьма польщен, и это не преминуло отразиться на его физиономии.

— Сегодня я к вашим услугам, — сказал он, когда пани Карлич на прощание протянула ему руку с красивыми агатовыми четками.

И он поехал в Песочную, потом зачастил туда, а так как дорога вела через городок, мимо Шлеминой корчмы, он всякий раз заглядывал в залу, и если ему случалось продуться в бильярд или его угощали приятели, он считал своим долгом отыграться или ответить на угощение и выставить бутылку вина и снова ехать в корчму.