В провинции

Кучер долго понукал лошадей, прежде чем им удалось сдвинуть с места графскую карету. Наконец она медленно покатила по двору. Снопинская высунулась из окна и крикнула стоявшей на крыльце сироте Антосе:

— Смотри мне, хорошенько следи за ключами!

Снопинский тоже высунул было голову, знать, хотел поручить что-то Александру, но только махнул рукой и спрятался в глубине экипажа, ворча себе под нос:

— В разгар жатвы! В разгар жатвы!

Та же сцена повторилась на следующий день. Супруги собрались нанести визит пани Карлич. Снопинская при мысли, что ей придется встретиться с такой богатой и блестящей светской дамой, бледнела и не знала, куда деть руки, обтянутые желтыми перчатками. На этот раз Александр не остался дома. Когда родители сели в карету, он вскочил в свою легонькую двуколку и, опередив неповоротливую колымагу, помчался к своей знатной приятельнице, чтобы предупредить ее о родительском визите.

Эти выезды продолжались две недели почти ежедневно. Пан Ежи был сердит и сильно озабочен. Всякий раз, возвратившись после визита домой, он ходил по комнате, заложив руки за спину, и бормотал:

— И чего только я не делаю ради этого дурака! В разгар жатвы!

Или начинал осыпать себя упреками:

— Ей-Богу, я сам валяю дурака! В разгар жатвы!

Но неизменно прибавлял:

— Может, женится, даст Бог, остепенится… В разгар жатвы!..

Снопинская дома сразу снимала клетчатое платье и атласную пелеринку, аккуратно складывала их в сундук и, переодевшись в миткалевый халатик, бегала с ключами в руках из одной кладовки в другую, проверяя, не убыло ли чего-нибудь за время ее отсутствия. А Александр похаживал по своей комнате, торжествующе щелкал пальцами и напевал:

— Винцуня будет моей! Будет моей! Вот! А Топольскому от ворот поворот!

Ездил и он с визитами приглашать на бал молодежь. Побывал он и в Тополине. Болеслав немного удивился неожиданному гостю, но, узнав, в чем дело, учтиво принял приглашение и обещал приехать. А когда Александр сообщил, что праздник устраивается главным образом для того, чтобы доставить удовольствие матери, и сказал о ней несколько нежных слов, Болеслав подумал: «Есть и у этого лоботряса добрые черты, раз он любит и уважает своих родителей» — и, прощаясь, крепко пожал Александру руку, так как, по обычаю всех хороших людей, больше жалел, чем осуждал.

В Неменке тоже сильно оживились. Тетушке хотелось, чтобы любимая племянница предстала перед соседями во всем блеске своей красоты, но Винцуню не надо было уговаривать, она сама лихорадочно готовилась к празднику. Болеслав радовался, видя ее снова оживленной и веселой, и говорил Неменской:

— Хорошо, что Винцуня развлечется. Может, этого ей и недоставало.

А про себя добавлял: «Ей семнадцатый год, а у молодости свои права. Боже меня упаси нарушать их».

И сам из уездного города привез Винцуне белое креповое платье, розовый шарф и венок из искусственных розочек на голову.