Так называемая фантастика "ближнего прицела" не будоражила воображения. Она плелась в хвосте у науки, ее "открытия" фактически были беллетризованными лабораторными отчетами -- о машинах и изобретениях, едва-едва не существующих в опытных образцах или, по крайней мере, в чертежах. Образец куцего, плоскостного фантазирования: если яблоко, то размером непременно с голову, если арбуз, то размером с арбу. Или: за рычагами трактора вместо живого тракториста человекообразный робот. Фантастично? В принципе, да, ведь такого никто пока не видел. А целесообразно ли подстраивать под робота приспособленную к человеку машину-разве кто об этом задумывался? И арбуз-арба, и робот за рулем -- примеры, если так можно выразиться, экстенсивного мышления. Бортовой компьютер или телеуправление сегодня -- тоже. А пример интенсивного? Ну... Ну, скажем, датчики на растениях, управляющие микроклиматом поля, подачей воды и удобрений, сменой дня и ночи. Или вообще замена промышленных растений фабриками фотосинтеза... При условии, что главное в написанном все-таки человек!
У современной фантастики гораздо меньше литературных традиций, чем у реализма. Фантастика специфична, ей трудно соединить людей и идеи. Представим себе роман о коллективе ученых, занимающихся разработкой и внедрением... гиперболоида. Опишем подробно, как повседневно, в рутине и неодобрении (недопонимании) трудятся энтузиасты, а равнодушные "сачкуют". В план счастливо придуманный гиперболоид не включен, поскольку родился только что -- в качестве побочного результата опытов по брикетированию угля. Патентный поиск выполнить некому. Отчет опять сорвался. Премия горит. Единственная приличная лаборантка, плюнув на трудности, ушла в декрет. Руководитель-гад тянет из твоей группы народу на овощебазу больше, чем от других. В общем, истинная обстановка современного НИИ. Фантастика волей-неволей вытесняется за обложку книги. Показывать крупный характер в знакомой обстановке неблагодарно, там практически нет места фантастике. В незнакомой -- тем более: для соблюдения реалий, которые придется не только придумывать, но и беспрерывно объяснять, все будет утоплено в шумовом фоне. Еще тяжелее изображать нетипичный характер в типических обстоятельствах, потому что неадекватная реакция "героя" фантастического произведения будет вызывать лишь раздражение читателя, ничего больше...
Такого рода мысли бродили во мне до знакомства с соображениями Ефремова. И до чего же было приятно найти у писателя подтверждение, а не опровержение тому, что тебя волнует!
"К письму В. И. Дмитревскому от 20. 06. 61.
Некоторые мысли о научной фантастике.
Бурное развитие потребности в научной фантастике характерно для второй четверти нашего века и с тех пор продолжается. Почему это так, и почему столь силен зов фантастики у молодежи? В наш атеистический век религия все больше уходит из повседневности человека (я все время веду речь о мире в целом). Единственно^ могучую и достоверную силу, способную волшебно и быстро изменить жизнь, человек научился уже видеть в- науке и в ее дериватах (производных) -- технике, медицине. Поэтому сказочное могущество бога, святых, других персонажей сказок -- богатырей, волшебников, фей и т.д. -переносится теперь на науку и ее представителей. Рождается новая сказка XX века -- научная, для людей, понимающих, что возможности науки в сотворении сказки, чуда, мифа нисколько не меньше, а даже более "реальны", чем у могущественных сил, идущих из древнейших времен развития общественного сознания.