В предгорьях Урала. Книга 1

— Могу вас порадовать, что своим мышлением вы недалеко ушли от той эпохи, ярым проповедником которой являетесь. Признаться, — продолжал он с сарказмом, — на этом поприще вы делаете успехи. Я надеюсь, — уже не скрывая своего насмешливого тона, сказал Словцов, — что очередной своей декларацией вы объявите «Сумасшедшего» Апухтина.

В комнате послышался сдержанный смех.

Улыбнувшись, Виктор продолжал:

— Но у апухтинского героя все же были проблески сознания, что, к сожалению, незаметно у нашего нового пророка.

— Браво, Словцов, — вскочив с мест, захлопали присутствующие. Нина улыбнулась.

— Вы берете под сомнение мои умственные способности? — обиделся Устюгов.

— Нет, конечно, — ответил Виктор, — но вся беда в том, что вы не понимаете самого главного.

— А именно?

— Что весь корень зла, о котором вы говорили, заключается в непонимании роли пролетариата, непонимании того, что он является единственной силой, способной вывести наш русский народ на дорогу свободы и счастья, а отсюда шараханье в крайности и призывы к пещерному веку.

— Может быть, вы и правы, — задумчиво произнес Устюгов.

Виктор подошел к нему вплотную и, положив руку на его плечо, проникновенно сказал:

— Устюгов, вы неплохой человек, но идете не по той дороге, по которой вам, сыну крестьянина, надлежало бы итти. Вспомните свое детство, о котором вы мне говорили, нужду и дикость деревенской жизни. Сейчас, когда ваши знания особенно нужны народу, вы витаете где-то в эмпиреях, в мире беспочвенных и вредных суждений. Надо глубже понять страдания народа, вернуться к реальной жизни. Поверьте мне, — страстно продолжал Словцов, — что все эти разговоры о разрушении машин, идея возврата к патриархальной жизни — пагубная утопия, уводящая от основного — борьбы с капитализмом.

— Зря вы, Устюгов, отрицаете цивилизацию, науку. В ней, в частности, заложена идея «гражданина мира», как высший идеал человечества, — заметил молчавший Кукарский. — Да, гражданин мира, — продолжал он восторженно, — гражданин вселенной! — Сделав театральный жест, Кукарский продолжал: — Правда ведь, гордо звучит? — обратился он к Нине.

— Да. Человек — это звучит гордо, но я вижу в подлинном смысле человека лишь в труде и борьбе, — задумчиво ответила девушка. — Когда будет достигнута свобода, когда человек труда станет хозяином, а не рабом, когда ему будут принадлежать духовные и материальные ценности страны, только тогда он оправдает слова Горького.

В комнате настала минутная тишина.

Как бы сглаживая произведенное впечатление, Кукарский спросил:

— А гражданин мира?

— Вредная утопия, — ответил за Нину Словцов и, повернувшись к девушке, извинился. Та улыбнулась.

— Продолжайте, — кивнула она.

Виктор взволнованно заговорил:

— Вспомните слова Белинского: «Кто не любит отечество, тот не любит и человечество». И, если верить вашему «гражданину мира», — повернулся он к Кукарскому, — то я, как русский человек, должен отказаться от своей родины, должен отбросить национальные патриотические традиции, нашу культуру, ее богатства, значит, я должен отказаться от Пушкина, Льва Толстого, Чернышевского. Ведь это же безумие! — потряс он кулаком. — Ваш «гражданин мира» отрицает самостоятельное существование государства и его право на самоуправление. Ваш «гражданин мира» стоит за уничтожение национальной независимости народов. Да ведь это, наконец, подлость! — выкрикнул он. — Это самая последняя ступень падения человека! — Бледное лицо Словцова покрылось красными пятнами.

В комнате наступило тяжелое молчание.

— Отказаться от интересов своей родины, быть чужим своему народу, его культуре — значит стать предателем, — глухо произнес Виктор. — Вот к чему ведет ваша философия.

Глаза Кукарского растерянно забегали по слушателям.

…Вечер у Фирсовых закончился поздно. Нина и Словцов вышли вместе. Ночь была светлой. Подняв воротник шинели, Виктор сказал своей спутнице:

— Жаль, что сегодня не было Русакова.

— И я очень жалею об этом, — ответила девушка. — Его присутствие принесло бы большую пользу.

Простившись с Ниной, Словцов направился к своей квартире.

Глава 16

Проводив своих гостей, Андрей зашел в гостиную, где все еще сидели друзья Агнии: поручик Штейер и новый помощник присяжного поверенного Жорж Стаховский, недавно приехавший в Марамыш.

Агния представила Стаховского брату. Андрей поклонился и молча сел. Разговор шел о «Грозе» Островского, которую ставили на днях местные любители драматического искусства. Говорил Стаховский:

— Идея перпетуум-мобиле — этого вечного двигателя, над созданием которого трудился один из персонажей Островского, напоминает мне безумцев, которые стремятся к коренному переустройству общества и видят спасение России в пролетарской революции.

Штейер, не спуская глаз со своего собеседника, утвердительно кивнул головой.

— Боже мой, как это скучно, опять свели на политику, — не скрывая своей досады, капризно протянула Агния. — Сколько можно говорить! Неужели нет более интересных тем?