В преддверии Нулевой Мировой войны

К одиннадцати часов дня обстрел Азова прекратился. Наступила неестественная, удивительная после грома артиллерийской подготовки тишина. Только испуганное воронье с карканьем носится над крепостью. Не верит, что все кончилось, но не улетают, чуют близкую поживу. Ближайшие к воротам башни засияли дырами в стенах, вот-вот обрушатся, к небу из них поднимался густой, черный дым. Вести из них огонь стало невозможно. Стены и бастионы крепости на сотни метров лишились бруствера. В обнажившемся боевом ходу вперемешку валялись опрокинутые орудия, кучи каменного мусора, окровавленные тела броско одетых янычар и топчу[43]. Вся артиллерия на обращенной к русскому лагерю стороне крепости выведена из строя.

У берега Дона радостные крики: «Виват!» Две отбитые турецкие галеры с разбегу ткнулись носами в прибрежный пляж. Казаки сумели захватить их и потушить огонь. Теперь от царя полагается обещанная щедрая награда!

Тишина взорвалась барабанным боем. Напротив бывших ворот, там, куда не достать из мушкета, останавливались колонны бойцов. Считанные минуты и выстроилась длинная стальная гусеница двух гвардейских полков. За спинами щиты. В глазах решительность. Победить или умереть! Даже не так, сегодня только победить, а умрут турки! В руках фузеи и вязанки хвороста для забрасывания крепостного рва. Фитили уже тлеют в зубах у гренадеров, на боку сумка с гранатами. Перед строем солдат проскакал всадник со пышной свитой: царь Петр. Остановился посредине, загорцевал. Жестикулируя, кричит любимой гвардии что-то неслышимое. Вспомнил собственную речь перед Полтавской битвой в той истории, какая уже не случится, решил повторить.

Александр, слегка усмехнувшись, беззлобно прошептал: «Позер». Впрочем, время такое, пусть. Государи все еще сами ведут полки в бой, бывает и погибают в сражениях. Как бы Александр хотел оказаться вместе с бойцами, которым предстоит идти в бой, но нельзя. Каждому свое место. Кому-то штурмовать, кому-то командовать.

Над крепостью взвилась сигнальная ракета. Не успел красный огонек упасть как прозвучала команда. Войска безмолвно двинулись на крепость. Триста шагов. Вновь забабахали минометы, огненные цветы словно стальной метлой вычищали бастионы и стены от смельчаков, осмелившихся вновь их занять. Когда колонна приостановилась перед глубоким крепостным рвом, послышались одиночные выстрелы храбрецов-янычар. Вот гвардеец со стоном упал на землю, товарищи помогают ему подняться. Пуля не пробила добрую мастерградскую сталь. Вот упал другой, но уже не встал. Мало, слишком мало чтобы остановить стальную лавину полков. Вязанки хвороста водопадом полетели в ров. Ответный огонь по стенам! Мастерградские винтовки с оптическим прицелом поражают на немыслимом для семнадцатого века расстоянии. Вот один из храбрых турок ткнулся носом в нагретый солнцем камень стены, вот другой.

Едва штурмующие войска преодолели ров, из пролома с яростным криком «Алла» вывалилась лавина магометан, ударить в сабли. Турки, а тем более янычары искусны в обращении с холодным оружием. Где прятались, бог весть, но летчик их не углядел, видимо в домах рядом со стеной. Опасно! Сердце Александра забилось в бешенном темпе, пальцы до боли сжались в кулаки. Первые ряды гвардейцев мгновенно упали на колено.

«Залп!» «Залп!» «Залп!»

Словно незримая коса прошлась по толпе магометан, но это не остановило фанатиков. Гренадеры выхватывали гранаты, скусывали фитили, поджигали, бросали в налетающую толпу. Разрывы ручных бомб разбрасывают людей! Над стеной закружил мотодельтаплан, черные мячики осколочных гранат полетели вниз.

«Бабах!» «Бабах!» «Бабах!»

Подкрепление контратакующим туркам разогнано! Картину штурма заволок пороховой дым. Александр злобно выругался, не видно и помочь никак. Артиллерией заденешь и своих. Все надежды на выучку и стойкость русских удальцов. Турки падали, падали, но продолжали неистово рваться вперед.

— Братцы! За мною! — рванул навстречу врагу гвардейский полуполковник.

— Ура! — оглушительный крик рванувших в контратаку полков слышен даже на холме, где стоял Александр, эхом загулял между берегом и рекой.