В поте лица своего

Он, глядя на девушку в белом свитере, со сдержанной приветливостью спросил:

— Разрешите?

Она медленно повернулась и с подчеркнутой независимостью посмотрела на него. Какое-то мгновение они молча разглядывали друг друга.

— Разрешите сесть? — повторил парень.

— Вам это уже разрешила бортпроводница, — сухо ответила она.

Он удобно устроился в откинутом кресле.

— Славно! Можно вздремнуть минут сорок. Проснусь — и буду дома. А вы тоже домой?

Она его не слышит или не хочет отвечать. Повернулась к окну. Парень усмехается, пожимает плечами, принимается за газеты.

Он и она. Чужие. Но через пять или десять минут познакомятся. Как это произойдет? Что он ей скажет? Что и как она ответит ему? Старая, как мир, история. И вечно новая.

Трап убран. Дверь задраена. Самолет выруливает на стартовую полосу. А они все еще молчат. И смотрят в разные стороны.

Он повернулся ко мне, скользнул по моему лицу невидящим взглядом, пригладил пятерней длинные, по моде, волосы. Широкое, бровастое, с крупным прямым носом, большегубое лицо его густо, как ореховой морилкой, окрашено загаром, обветрено. Кого-то он мне напоминает. Чем-то когда-то я был крепко связан с ним. Что-то мы делали сообща. Над чем-то вместе размышляли.

Руки у него мускулистые, на ладонях мозоли. Руки рабочего, рано начавшего трудовую жизнь. Кузнец? Сталевар? Горновой? Вальцовщик? Все эти профессии в городе металлургов ведущие, уважаемые. Я не допускаю и мысли, что этот парень не из числа мастеров огненного дела. Огонь мартенов светится в его глазах.

Девушка прижалась правой щекой к иллюминатору, выражение лица отсутствующее, но она ухитряется украдкой разглядывать соседа, читающего газету. «Кто ты? — спрашивали ее большие, серые и чистые глаза. — Почему опоздал на самолет? К кому спешишь?»

Он почувствовал ее взгляд, быстро посмотрел на нее, но все же не успел встретиться с ней глазами. Она вовремя прикрыла их густыми, длинными ресницами. Он снова уткнулся в газету.

Проходит две или три минуты. Любопытство вновь овладевает девушкой. Она чуть-чуть приподымает ресницы и сквозь них вглядывается в него. Он опять почувствовал ее взгляд. Не отрываясь от газеты, вполголоса сказал:

— Я догадываюсь, чем сейчас полна ваша голова. Вам не понравилась моя красная куртка! — Он отбросил газету, смело посмотрел на девушку, спросил: — Угадал?

Она глаза в глаза посмотрела на него.

— Ничего похожего.

— Вы со всеми парнями такая?

— Какая? — Она быстро, без улыбки, с неподдельной строгостью посмотрела на соседа по креслу. — Интересно, какой я вам кажусь?

— Вам и в самом деле это интересно?

— Сторонний взгляд чаще всего бывает самым беспощадным и справедливым. Так говорят и пишут.

— Хорошо, я скажу. В вас нет ничего чужого, взятого у кого-нибудь напрокат или взаймы. Все свое. Плохое ли, хорошее, но все свое.

— Все? — спросила она, когда он замолчал.

— А разве этого мало для первого знакомства?

— Много… Но даже этот хитроумный ход конем вам не поможет.

— Какой ход? Какой конь? Мы летим на самолете самой последней конструкции…

— Вы стараетесь понравиться своей случайной спутнице. Но ничего не добились. Разве что пробудили к себе любопытство. Нет, не женское. Обыкновенное. Дорожное.

— И это уже немало! — невозмутимо воскликнул парень.

— Продолжения не будет.

— Мгновение, говорят, бывает прекраснее вечности…

— Вам не повезло. Не та попутчица попалась… Я легко отгадываю тайные мысли тех, кто протягивает мне руку…

— Вот как!.. Что ж, мои помыслы чисты. Если вы действительно умеете отгадывать тайные мысли, вы не оттолкнете меня здесь, на небесах, не оттолкнете и там, на земле.

Вот только когда она одарила его доброй улыбкой.

— Посмотрим!

— Надежда юношей питает.

— Какой же вы юноша? Наверняка двадцать пять стукнуло.

— Я, девушка, в своего деда по материнской линии пошел. И в семьдесят буду юношей. Давайте познакомимся. На работе меня зовут Сашкой Людниковым. Для мамы, я, конечно, Сашенька. Отца у меня нет. Женой я еще не обзавелся, так что не знаю, как она будет меня величать. Вот пока и все о моей персоне! — Помолчав мгновение, он доверчиво наклонился к девушке. — Ну, а вас как зовут? Перехожу на прием.

Строгость и отчужденность как ветром сдуло с ее лица после последних слов Саши.

— Я Валя, — просто сказала она и засмеялась. — Хитрая Валя. И… не дурочка.

— Ум, хитрость, красота — могучее сочетание… Вы очень хорошо смеетесь. Вся душа нараспашку. Засмейся человек — и я сразу скажу, чем он дышит. Своевременная, к месту, улыбка и смех — верный признак сердечности, ума, хорошего воспитания. Так, помню, поучала меня мать, отправляя на первый заводской бал. Права она или не права, как вы думаете?

— Мать всегда и во всем права!

— А родом откуда вы, Валя?

— До сих пор, до сегодняшнего дня, была москвичкой. А вы… вы домой возвращаетесь?

— Точно. Спро́сите еще о чем-нибудь?

— Работаете или учитесь?

— И работаю, и учусь.

— Какая у вас специальность?

— Сталевар.

— Такой молодой — и уже сталевар?! Я думала, сталь варят только пожилые.