В Постели Хамелеона

– Девочка моя, это как раз то, о чём я тебе и говорил… – Фрэнк садится на край кровати. – Внешний мир хочет воспользоваться тобой. Хочет сделать из тебя наёмную убийцу! Это отвратительно. Особенно, учитывая, что вся твоя суть заточена под то, чтобы дарить любовь.

Он плюётся, будто и правда зол и даже оскорблён, а затем переводит на Ханну потемневший взгляд:

– Насчёт моего правила… Я передумал. Хочу, чтобы ты обслуживала меня. Это будет твоей платой за все расходы в то время, пока ты не будешь брать новых клиентов. И Лисоньку я оставлю при тебе.

Ханна перекатывает металлические шарики языком во рту, разглядывая Фрэнка, и усмехается.

– А это мне нравится, – тянет она, – любопытно.

Фрэнк скорее стареющий, чем в расцвете сил. Волосы с проседью, грузность тела, да и заторможенность мысли, судя по его иногда полностью отсутствующему взгляду. Не слишком привлекательный, но и не отвратительный.

У Ханны были мужчины и похуже, если говорить откровенно.

Любопытным происходящее делает как раз то, что Фрэнк всегда избегал подобного рода отношений с подчинёнными девочками.

То ли потому что у него хватало на это ума, то ли из-за погибшей жены.

А запретный плод сладок. Так что воображать горячий секс с хозяином – просто особенность подобной работы, излюбленная тема в дымных и сладких разговорах шлюх в перерывах между членами.

Ханна на мгновение отвлекается, представляя, как будет в подробностях описывать всё подружкам.

Ей же обзавидуются, право слово!

Смущает лишь то, что он практически её вырастил, хотя она не была ребёнком, когда попала сюда.

Но было это давненько, воды много утекло.

Ханна вздыхает, выбираясь из-под одеяла.

– Какую форму принять, хозяин?

Она много лет не ступала за порог «Магнолии» из-за сделки с Фрэнком.

Он сказал, что среди людей такой как она быть слишком опасно, и объяснил как-то вроде: «я буду тебя использовать, да, но ведь подобным ты бы занимался и без меня, а я хотя бы никогда не причиню тебе зла».

Честно, прозрачно, разумно.

И вот, всё как он обещал: она цела и ни о чём не жалеет.

Или?..

Ханна принимает облик одной певички, которая уже давно умерла, но гастроли её Френк помнит по сей день. Не странный выбор для старика, хоть и неожиданный. Потому что, ну откуда Ханна вообще могла знать, какие ему там песни нравились сто лет назад. И всё же, хорошо, что не пришлось принимать облик его покойной жены. Плохие шутки – они всегда плохими шутками, но после истории с Жаном у Ханны скоро травма будет, серьёзно.

Так что никаких жён, любовниц, сводных сестёр… Вот Клеопатру там – пожалуйста. Женщину-министра, девчонку с рекламы, звезду дикого запада – ещё лучше.

– У, надеюсь, ты хоть был в душе сегодня и не хочешь, чтобы я тебя облизывала после того, как ты весь истёк потом из-за своих нервяков.

– Все они из-за тебя, так что слижешь всё, что скажу.

– Прикольно, но не будь слишком грубым какашечкой, а то у меня упадёт.

Он освобождается от части одежды, тянет её на себя, заглядывая в глаза, рассматривая каждый сантиметр её лица, и позволяет себя поцеловать.

Ханна набрасывается на него с видом исследователя-естествоиспытателя. Он запускает грубые пальцы в мягкие локоны её волос, чуть оттягивает вниз, собирает все пряди в хвост и со всей дури ударяет Ханну затылком о стену так, что у неё темнеет в глазах.

***

Бросает Ханну на кровать, нежно касается возбуждённых сосков, припадает к шее. Конечно, терпит любой комментарий своих действий с её стороны. А она делает вывод, что Фрэнк просто джентльмен в постели.

– Ну я, – выдыхает, вздрагивая под его руками и не только руками, к слову, – едва ли не трепещу… Для твоего почтенного возраста очень даже… аах… ничего!

На мгновение сверху ей видится Алекс, он ласково и властно сжимает пальцы на её горле, пока лишь слегка перекрывая доступ к воздуху.

Ханна смеётся своей же глупой фантазии, и не боится, что это покажется неуместным во время секса с боссом, ведь – ну да – это же она.

Как-то от пола тянет холодом и пахнет дымом, странно. Но обо всём можно забыть, отдавшись теплу чужого тела.

В какой-то момент Фрэнк сбавляет темп – ну, это ничего. Можно понежиться под ним и представить, как классно будет на вечеринке Жана. Боже, звучит так, будто создано для неё.

– Очешуеть.

– И как ты узнала? – вдруг раздаётся в ответ потусторонний голос, а сквозь тьму, заволакивающую глаза, видно два поблескивающих зелёных глаза.

Ханна понимает, что это котельная по тусклому освещению, блёклым языкам огня под закопчённым красным стеклом. Углям, разбросанным по полу, печам и, ну, какому-то чёрному мужику.

– О как, – облизывает она губы, – чумазый котельщик. Явно.

Сама она лежит на широкой полке рядом с другим хламом, как какая-то уже никому не нужная вещь. Тело не слушается, скованное невидимыми путами. Ханна сладко зевает как кошка.

– Как я сюда попала, молодой человек?

Он отвечает не сразу. Вообще, странный малый. В шрамах, чернокожий, худощавый. С длинными торчащими во все стороны волосами, дикими изумрудными глазами, красивыми до невозможности, и грубыми, резкими чертами лица.