В последний раз

— К сожалению, птичке пора в дальний перелет, — язвлю я, понимая, что кажется, смогла отбиться от него.

Вдруг Костя вновь хватает край раковины и прижимается ко мне щека к щеке.

— Ты же понимаешь, что я добьюсь желаемого? — спокойно спрашивает он.

Я не поняла, он имеет ввиду про сейчас или вообще?

— Кость, давай лучше сразу разойдемся, — спокойно предлагаю я, выхватывая из сумочки помаду.

Хорошо, что раньше я не накрасила губы. Сейчас бы мы выглядели как клоуны! А так, это точка в поцелуях.

— А если я не хочу? — поджав губы, с сомнением спрашивает Вольский.

— Это ни к чему не приведет. Я прекрасно осведомлена о том, кто ты, и что собой представляешь, так что давай не будем тратить время зря.

— Что же я собой представляю? — удивленно уточнил мужчина, усмехаясь.

— Костя, ты мальчик-праздник, предпочитающий трах на одну ночь, — вскинув брови, откровенно говорю, заканчивая красить губы ярко красной помадой. — Меня это не устраивает. Понятно?

— И шансов нет? — вздыхает неожиданно понимающе Вольский.

— Не думаю, все-таки мы слишком разные. Ты привык охотиться в своем курятнике, а я не заинтересована стать очередной зарубкой на твоей кровати, — пожимаю я плечами для подтверждения своих слов.

Костя отодвигается от меня и прислоняется к противоположной стене. Вдруг, став хлопать себя по карманам, он хмурится.

— Черт, кажется, я телефон посеял, когда следил за тобой, — говорит мужчина. — Дай свой позвонить.

Может его уже украли?

Спокойно достаю из сумочки мобильный и протягиваю за плечо. Пока Вольский набирает свой номер, я вытираю салфетками шею и продеваю руки в рукава, скрывая грудь от взора наглеца. Мгновение, и в тесной кабинке раздается мелодия звонка и тут же гаснет. Наши взгляды встречаются в зеркале.

Мужчина улыбается мне, словно я согласилась на марафон секса нон-стоп прямо сейчас.

— Твои аргументы не приняты, пташка, — фыркает он, протягивая мне мой сотовый. — Кстати, спасибо за номер своего телефона. И мой сохрани на случай, когда у тебя будет пожар в трусиках. — И, приблизившись вплотную ко мне, прошептал на ухо. — Прямо как сейчас.

С этими словами Вольский вышел из кабинки, оставив меня в одиночестве.

Глава 1

После ухода Кости я устало упираюсь спиной в стену и смотрю на себя в зеркало. Черт! Меня трясло от возбуждения, но спать с этим мужиком всегда было плохой идеей. А еще, я как-бы состою в отношениях с Сергеем. Состою ли? И вообще отношения ли это? Приходит, когда ему хочется, исчезает, и вечно я виновата в ссорах. Я, конечно, не подарок, но и он не сахар.

Мою руки еще раз и выхожу с опаской из санузла. Никого подозрительного и блондинистого. Даже не уверена, что рада этому. Честно признаться, рядом с этим нахалом было классно. Костя сумел взбудоражить все внутри меня.

Медленно иду к метро, чтобы доехать до Ленинградского вокзала. Он был зеркальным отражением Московского в Питере, и это создавало какой-то сюр. Вроде бы ты уехал из одного города в другой, но вокзал тот же. Различия, конечно же, были, но ощущения нет.

Сапсан прекрасен. Удобно, комфортно, современно. Когда, наконец-то, усаживаюсь на свое место, готовлюсь к четырехчасовой поездке, с прослушиванием музыки и прочим чтением. С тех пор, когда Сашка перебралась в столицу, она приезжала всего несколько раз. Хоть мы и были постоянно на связи, я скучала по ней. Старшая сестра была всегда рядом. Поезд тронулся, и я уплыла в мир тысячи воспоминаний, под аккомпанемент классической музыки.

Мы никогда не поднимали вопроса о том, что Сашка неродная сестра мне и дочь маме. Так уж получилось, что она моя двоюродная сестра. Мама и ее сестра вышли замуж за двух друзей, но по трагической случайности родители Саши погибли. А виноват в их смерти был мой отец. Они попали в автомобильную аварию, лишившую жизни родителей Саши, а за рулем той машины был мой папа. Он остался жив и даже не получил малейшей травмы. «Ни царапины» — так говорили про него на похоронах. Мы были совсем маленькими. Первое мое воспоминание о детстве было о том, как ругаются родители. В той аварии папа выжил, только потерял покой. Его грызла совесть. Я помню, как он ночами, пьяный, будил Сашку и просил прощения у нее со слезами:

— Прости, прости. Я виноват, я страшно виноват.

Через полгода он повесился. Не выдержал груза вины. Папе казалось, что все вокруг его обвиняют в смерти друга и его жены, а постоянное присутствие их маленькой дочери лишь отягчало его душу.