В порыве страсти

– Вот остановился, чтобы поздороваться, – неуклюже сказал Генри, жалея, что затеял разговор. Господи, когда ему секунду назад пришло в голову получше разглядеть симпатичную крошку, которую он видел в Кёнигсхаусе, он и представить не мог, как трудно окажется довести дело до конца! Слишком много ночей проводил я с парнями, а с дамами совсем не умею обращаться, уныло подумал он. Под пристальным взглядом огромных влажных глаз – утонуть можно! – он никак не мог придумать, что бы еще сказать.

– Что вы здесь делаете? – прошептала Джипа, смягчаясь, как все женщины, при виде робкого мужчины, особенно если его робость скрывается в теле, которого не устыдился бы молодой Джон Уэйн.

– Да вот, остановился, чтобы договориться с ребятами о следующей объездке. Конечно, почти все делает Дасти. Но мне нужно связаться с ним, чтобы сообщить Джону, как идут дела.

Джина подавила вздох.

– Вы счастливчик, если всегда знаете, как идут дела, мистер Саффолк. Хотела бы я сказать то же о себе!

Память развернула перед ней, словно комикс, картины вчерашнего треклятого ужина. Почему ей так больно? Ведь Джон честно объяснил ей, что к чему.

Между ними ничего не было и быть не может – откровеннее некуда.

– Простите, мистер Саффолк. Мне надо идти, да и вам, наверно, тоже. Передайте привет Джону, когда его увидите.

Она поспешила дальше по поселку к импровизированной танцплощадке, где понемногу собирались танцоры. Ее прихода с нетерпением ждал Тимбо.

– Эй, Джина! – без предисловий начал он, – помнишь, ты просила нас выяснить у стариков, знают ли они легенды, которые мы может использовать в спектакле и в танцах для выступления? Кажется, я кое-что нашел.

Его глаза блестели, и Джина почувствовала, как в ней, откликаясь, растет радостное возбуждение.

– Отлично, Тимбо, что это?

Вместо ответа юноша обхватил сильными пальцами ее запястье и повел вниз по холму к маленькой хижине, стоявшей особняком. Остановившись у двери, он приложил палец к губам.

– Ничего не говори, только слушай. И не задавай вопросов – она очень, очень старая, старше гор, говорят, она была женщиной первого Иоганна.

Джина ахнула.

– Первого Иоганна? Тимбо, это невозможно, тогда ей должно быть больше ста лет…

– Тс-с-с! – Снова прижав палец к губам, Тимбо поманил девушку в хижину.

Внутри, в темноте, в окружении ярких бликов сидела, скрестив ноги на циновке посреди земляного пола, древняя старуха. Солнечные лучи проникали сквозь щели в крыше, дробились на кружившихся вверх и вниз пылинках и плясали вокруг ореола снежно-белых волос, обрамлявших иссиня-черное лицо; его нельзя было назвать просто морщинистым, морщины, более глубокие, чем само время, были словно бы выгравированы на нем, придавая ему форму. Над беззубым, впалым ртом невидяще глядели глаза – два яблока, полных молока; крошечные сморщенные ручки лежали на коленях, как крабы.

Юноша опустился перед старой женщиной на колени, поднял одну ее руку, провел ею по своему лицу, чтобы она узнала его, и внятно сказал:

– Я Тимбо, бабушка. Я привел девушку. Расскажи ей свою легенду.

Старуха, будто только и ждавшая этих слов, заговорила монотонно, нараспев.

– Отец Всех Вещей создал людей черных, создал людей белых, создал женщин им под стать. Давным-давно у первого Иоганна была здесь своя женщина, белая женщина из его страны, а у черных мужчин были свои.

Джина громко вздохнула. Тимбо предостерегающе посмотрел на нее.

– Иоганн пришел брать, – продолжала старуха. – Все, что есть у людей, он взял. Взял землю, взял кенгуру, которых они ели, чтобы жить, взял источник. Но хотел еще. Увидел жену вождя племени и захотел ее тоже.

Ничто не нарушало тишину. Старый голос шелестел:

– Он хотел ее и пришел за ней. Пришел в буш, соблазнил ее, и она ушла с ним. Она думала, что имеет его в тайне, что он хорош для всех в племени. Но он хотел ее себе, как землю, всю себе. И он закрыл источник, прогнал народ умирать и привел вместо людей скот.

Старуха замолчала, бормоча что-то себе под нос, затем голос ее окреп.

– Но ясновидцы видели сон, что его скот – это кенгуру, которые вернулись, чтобы люди их съели. Они убили скот. Он убил их. Всех, кроме женщины. Когда она увидела, что не может спасти мужа и свой народ, спаслась сама. Убежала от кнутов и ружей, бежала, бежала, бежала. Но он шел за ней и нашел ее. Стал всегда держать как черную женщину. Она стала его женщиной, хоть он убил ее мужа, убил ее народ, взял их землю. Она не забыла, никогда не забывала, что случилось. Айе! Айее!

Положив руки на голову, старуха запричитала, испуская душераздирающие вопли. Тимбо вывел Джину из хижины.

– Ну как, годится? – спросил он.

Джина покачала головой, от волнения она едва могла говорить. Неужели старуха рассказала собственную историю? Неужели она – та девушка, которую Иоганн желал так, что уничтожил все племя, чтобы ее заполучить? Или она все придумала, становясь в мечтах далекой юной женщиной, вновь переживая ее трагическую судьбу?

Джина порывисто схватила Тимбо за руку.