В полночный час

— В кровати призрака. И не надо так переживать: я упал на пол, а не истекал кровью на простынях. Лишь моя рука касалась кровати, когда смерть забрала мое тело.

Вероника перевела дух, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Это утешает.

— Тебя — может быть, но ты, надеюсь, помнишь, что я мертв?

Если бы девушка только могла это сделать! Проблема заключалась в том, что она постоянно забывала об этом немаловажном факте. Вероника по-прежнему видела мужчину, чья высокая, сильная фигура загораживала проем створчатых дверей Она слышала голос, который рассказывал о далекой-далекой жаркой и влажной ночи, о том, как рано утром хозяина плантации разбудило нападение группы разгневанных граждан под предводительством члена городского правительства.

— Так кто же на самом деле выстрелил в тебя?

— Священник.

— Тебя убил священник?

— Он был прежде всего отцом, а потом уже священником. Ведь я лишил девственности его дочь и оставил ее беременной. Так думал он, так думали и все остальные жители города.

— Ты никогда не говорил мне, почему они так думали.

— Она сама обвинила меня, сказав, что мы провели вместе одну ночь — ночь ежегодного городского фестиваля в честь уборки урожая. На соседней плантации был великолепный бал, во время которого я предположительно затащил ее в постель. — Валентин поморщился. — Я помню танцевальный зал, набитый людьми, в котором, кстати, было много женщин. Помню множество лиц, но только ее не помню.

— А ведь великолепный Валентин Тремейн никогда не забывает женских лиц.

Призрак кивнул.

— Он не забывает и имена, — добавила Вероника, напоминая ему о недавнем «сбое» его памяти.

Валентин сердито взглянул на нее:

— Если только меня не отвлекают полураздетые соблазнительные рыжие красавицы!

Девушке с трудом удалось скрыть улыбку, а тем временем призрак глубоко вздохнул, отвернулся и уставился на улицу, облокотившись на ограду балкона.

— Я станцевал несколько танцев, целовался с восхитительными женщинами в саду, но все остальное…

— Клэр там не было?

— Ее я не могу вспомнить.

— И никаких рыжих во фланелевых ночных рубашках?

— Благодарю, но таких там тоже не было.

— Значит, можно с уверенностью утверждать, что с твоей памятью все в порядке, — сказала Вероника. — А что случилось после бала?

— Наша обычная компания устроилась в библиотеке поиграть в карты — несколько владельцев соседних плантаций, с которыми меня связывали деловые отношения. Я выиграл несколько партий, немного выпил, а что было потом, не помню. Проснулся я на следующее утро в заброшенной хижине на краю моей плантации.

— Один?

— Если не считать ужасной головной боли и явного ощущения, что рядом со мной спала женщина.

— Откуда ты знаешь, что это была женщина?

Валентин раздраженно взглянул на нее.

— Запах, милая. Я хорошо знаю запах женщины. Но, увы, я не знал, что это была за женщина, и не было никакого подтверждения, что она была девственницей.

— Подтверждения?..

— Крови.

— Ox… — Вероника смутилась и покраснела, несмотря на то что была женщиной девяностых годов двадцатого столетия. Огромный опыт этого человека в подобных делах заставлял ее чувствовать себя слишком наивной. Более того, Валентин волновал, пьянил и возбуждал ее только одним своим взглядом.

Девушка кашлянула.

— Но может, это была не она.

— То же самое я сказал священнику, когда он стал добиваться от меня правды. Может быть, это была она, может быть, и нет — я ничего не помнил.

— И что было потом?

— Он застрелил меня в моей кровати. — Валентин так буднично произнес эти слова, словно прошлое не имело для него никакого значения.

— Откуда ты узнала о моей несвоевременной кончине? — спросил он после долгой паузы.

— Из архивов Батон-Ружа. Я искала сведения о Клэр и там же нашла свидетельство о твоей смерти.

Надежда зажглась в глазах Валентина, когда он посмотрел в лицо Веронике:

— Клэр? Ты нашла что-нибудь?

— Свидетельство о рождении. Валентин, у Клэр Уилбур спустя восемь месяцев после твоей смерти родился ребенок.

— Мой?

Разочарование переполняло девушку.

— Мне очень жаль, но имени отца там не было — только имя матери.

Валентин выпрямился и начал расхаживать по комнате.

— Но мне нужно знать это. Черт возьми! Я должен это знать! Разве я могу спокойно себя чувствовать, когда у меня на душе такое? Я не могу. Я просто не могу!

— Но ты ничего не сможешь сделать, чтобы загладить свою вину, Валентин. Это произошло так давно. Нельзя допускать, чтобы чувство вины так терзало твою душу.

— Вины? — Валентин повернулся к девушке и скептически посмотрел на нее. — Ты действительно так думаешь?

— А разве это не так?

— Боже мой! Конечно, нет, — улыбнулся Валентин. — Это надежда, Вероник, надежда.

— Ты надеешься, что это твой ребенок?

Улыбка увяла, и лицо призрака стало серьезным.

— Пойми меня правильно. Я, конечно, сожалею об обстоятельствах этого зачатия, но ребенок — мой ребенок. — Неподдельная радость согнала печаль с его сурового лица. — Я никогда не смогу сожалеть о таком замечательном чуде!

Скажи мне, кто родился — мальчик или девочка?

— Девочка.