В полночь упадет звезда

— Когда в это дело сует свой нос Второй отдел, всё может быть. Они и меня крутили-вертели со всякими вопросами, точно это я его убил. Ей-богу, был такой момент, когда мне казалось, будто меня подозревают. He знаю, как я выдержал, чтобы не послать их ко всем чертям.

— Значит, здорово помучили вас. Но теперь-то, надеюсь, оставили в покое?

— Слава богу.

— Да, действительно, вам не повезло, младший лейтенант. Ну а все-таки, как вы думаете, мог быть этот шофёр шпионом?

— Кто? Пантелеймон? Да что вы! Я головой мог бы за него поручиться.

— А из-за чего же все-таки они его застрелили? Ведь не стали бы там, во Втором отделе, из-за пустяков сочинять целое дело.

Младший лейтенант улыбнулся с видом собственного превосходства:

— Вы, вероятно, не очень-то разбираетесь в этих делах. Если бы он был шпионом, зачем же надо было бы его убивать?

— Вы правы, я об этом и не подумал, — с невинным видом ответил Уля Михаи.

— Я вам скажу, но только строго между нами — у меня есть своя точка зрения на все эти дела. Конечно, я об этом не стал распространяться во Втором отделе. В таких случаях собственное мнение лучше держать при себе.

— Ну со мной-то вам нечего осторожничать…

— Конечно нет. Вот что я думаю обо всех этих делах… Во Втором отделе думают, что Пантелеймон сам был замешан во всей этой грязной истории и кто-то из их же шпионской компании прикончил его. Но Пантелеймон не был шпионом, даю голову на отрез. Но в то, что он был убит шпионами, я верю. И знаете почему? Наверное Пантелеймон что-то про них пронюхал. Вот они и поторопились его убрать.

— Я не очень-то разбираюсь в таких делах, как вы уже заметили. И мне кажется, что вы правы. Но вот что непонятно. Если Пантелеймон что-нибудь узнал, почему он сразу не сообщил об этом во Второй отдел?

— В том-то и беда, что шпион расправился с ним до того, как бедный Пантелеймон сумел связаться со Вторым отделом.

— Вот в это как-то трудно поверить, — возразил Уля Михай.

— Почему?

— Потому что я не понимаю, что могло бы ему помешать тотчас пойти во Второй отдел.

— Тотчас!.. Это ведь зависит от того, что вы подразумеваете под этим словом. Если вы хотите что-то сделать и откладываете на завтра — это значит, что вы не сделали задуманного «тотчас». Не скажешь, что дело сделано сразу, если вы отложили его и на час. Ну, а если вы отложили его всего на пятнадцать минут, не значит ли, что вы исполнили задуманное «тотчас»?

— Это зависит от срочности того, что вы хотите сделать. Да, иногда даже минута решает дело.

— Вы правы! Пример тому история с бедным Пантелеймоном. И все-таки я уверен, что он просто не успел сообщить Второму отделу о том, что узнал. Подумайте сами. Тот, кто убил его, здорово рисковал своей шкурой, но пошел на это, не дожидаясь подходящего случая. Почему? Не потому ли, что боялся опоздать с этим делом?

— Значит, Пантелеймон незадолго до той минуты открыл настоящего шпиона?

— Я так думаю.

— Насколько я помню, шофер был убит в то время, как он исправлял мотор?

— Точно.

— Неужели это было важнее, чем сообщить о своем открытии?

— Надо знать шоферов, чтобы понять Пантелеймона, которого так разозлил упрямый мотор, что он прежде всего решил найти повреждение. Это, знаете, вопрос чести для шофера.

— Как я понял, Пантелеймон сделал свое открытие именно во время последнего перехода.

— Наконец-то я вижу, что вы кое-что поняли.

Уля Михай вынужден был признать, не без удивления, что рассуждения младшего лейтенанта Попазу не лишены смысла и над ними надо подумать. Но сейчас следовало заканчивать разговор.

— Скажите, а этот Пантелеймон был хорошим шофером?

— Одним из лучших.

— А как же объяснить, что он не мог запустить мотор?

Младший лейтенант Попазу снисходительно улыбнулся:

— Дорогой мой! Моторы в некотором отношении похожи на людей. У каждого свой каприз.

— Это не объяснение.

Младший лейтенант, не отвечая, пожал плечами.

— Но известно хотя бы, какого рода была неисправность мотора?

— Я потому и сказал вам, что у моторов, как у людей, бывают свои капризы. Представьте себе, что на второй день шофер, который принял эту машину, сразу же за пустил мотор. Он отлично работал!

— Это точно?

— Абсолютно точно. Такие вещи случаются не впервые. Вас это удивляет?

— Удивляет? Н-да! Я и не знал, что моторы могут капризничать, как люди.

— Можете смеяться сколько вам угодно, но так оно и есть. Однако не пора ли переменить тему нашего разговора?

Понимая, что большего он не добьется, и боясь вызвать какие-нибудь подозрения, Уля Михай охотно согласился:

— Конечно!..

Они потолковали о положении на фронте, о том, сколько еще может продлиться война, вспомнили Бухарест, позлословили о некоторых офицерах, потом Уля Михай собрался уходить:

— Мне очень жаль, но пора идти. Боюсь, что господин капитан Смеу будет на меня злиться.

Младший лейтенант Попазу проводил его до ворот:

— Заходите, когда будет время. Вы же видите, какая у меня тут жизнь. С утра до вечера воюю со своими шоферами. Добрым словом не с кем обменяться. Тупеешь с каждым днем, черт побери! Скорее бы уж всё это кончилось!

ПРИКЛЮЧЕНИЯ КАПРАЛА УЛИ МИХАЯ