Жадно ловил сведения с фронта. Узнал от бойцов, поступивших в больницу позже меня, радостное известие — наступление 25-й дивизии на Гурьев закончилось в январе 1920 года полным разгромом белоказачьих войск. Тогда на имя начдива Кутякова пришла телеграмма, в которой бойцов горячо поздравлял с одержанной победой Владимир Ильич Ленин.
После ликвидации Уральского фронта дивизия была переброшена на запад, где храбро сражалась с белополяками.
В годы Великой Отечественной войны 25-я дивизия имени Чапаева прошла долгий героический путь борьбы вместе со всей Советской Армией. Она самоотверженно дралась на подступах к городам-героям Одессе, Севастополю, на других фронтах.
Да, прошлое уходит… Но от тех тревожных и грозных, вихревых лет в душе остается — как золото выплавляется — память об общих радостях, несчастьях, жертвах, надеждах, мечтах и стремлениях.
И остается Родина…
Глава четвертая
Первые ортодромии
Мне после болезни в родную дивизию вернуться не удалось. В апреле в уездном военкомате я получил назначение на Кавказ. Мать собрала в корзинку остатки белья, мое немудрящее имущество и вот третий раз уже повезла меня на телеге из деревни в город, горько и беззвучно плача: когда это все кончится?..
Я, по молодости лет, с расставаниями недолго-то грустил. Вскоре был в Ростове-на-Дону, откуда меня направили в штаб только что организованного Кавказского военного округа, где неожиданно круто и повернулась моя дальнейшая судьба.
— Так, говоришь, отец у тебя сельский учитель? — завел как-то разговор комиссар штаба. Я подтвердил.
— А знаешь, в прошлом и мне довелось учительствовать, а теперь уже какой год на военной службе. Смотрю вот с завистью, как конница Буденного на Польский фронт через наш Ростов идет, сам бы с ними отправился, да, говорят, хватит, повоевал.
Помолчав, поинтересовался:
— А ты, Беляков, бывал ли на фронте?..
Я был рад рассказать о себе все — и о студенческой скамье, о работе в уездном Совете, о дивизии Чапаева, о боях против Колчака и уральских белоказаков.
Комиссар не перебивал, слушал внимательно, а в конце моего рассказа вдруг заявил:
— Тебе, Александр, учиться надо. В штабе у нас есть запрос направить кого-либо в авиационную школу в Москву, на какое-то аэронавигационное отделение. Ты вполне подходящий кандидат. Жаль только, что еще в партии не состоишь, но у тебя все впереди. Как думаешь?..
— Сочту за честь, — ответил я.
— Ну вот и решили. Пиши заявление о приеме в авиашколу и подробную автобиографию. Отправим с характеристиками и будем ждать ответа.
Я был до глубины души тронут внимательным, заботливым отношением ко мне, думал: вот таким, и должен быть настоящий комиссар. Спустя две недели томительного ожидания в штаб пришла телеграмма о зачислении меня слушателем аэронавигационного отделения Высшей аэросъемочно-фотограмметрической школы Красного Воздушного Флота, и мы тепло распрощались.
Итак, гражданская война закончилась для меня откомандированием в военную авиацию, и в августе 1920 года я снова прибыл в Москву. Красная Армия еще вела боевые действия, отстаивая свободу рабоче-крестьянской республики, а в разговорах молодежи все чаще слышались глаголы в будущем времени… Подвезут, построят, приготовят, пустят в ход, победят, соберут, предупредят, выработают. Или — не удастся, не справятся, не соберут. Но больше — в будущем утвердительном. Императивом всей жизни страны стало это слово «будет»!
Да, еще холодно и голодно. Да, еще вокруг враги. И все-таки будет Советская власть во всей стране, будет электрификация всей страны, будет великолепное новое, советское искусство.
А пока по Лубянке шла рота, и рослые красноармейцы бойко и озорно пели:
Поклонился всей родне у порога:
«Не скулите вы по мне, ради бога!
Будь такие все, как вы, ротозеи,
Чтоб осталось от Москвы, от Расеи…»
Здесь, на углу Большой Лубянки и Кузнецкого моста, и разыскал я школу Красного Воздушного Флота. Огромное многоэтажное здание, принадлежавшее ранее страховому обществу «Россия», вмещало теперь уйму различных организаций, учреждений, контор. Наша школа занимала в одном подъезде только два этажа. Общежитие для слушателей размещалось на самом верхнем — под крышей. Но не успел я как следует оглядеться, как школу перевели на Большую Никитскую. Здесь мы заняли уже четыре особняка.
От сотрудников школы я узнал, что организована она всего год назад, занималась вначале подготовкой аэросъемщиков, фотолаборантов и фотограмметристов — по 20 слушателей в каждом отделении. А через год открылось четвертое отделение — аэронавигационное.