В поисках вымышленного царства

Если призыв понимать буквально, то это вздор. Ярослав Осмомысл был окружен людьми, которые были сильнее его, — боярами, лишившими его не только власти, но и личной жизни. В 1187 г. бояре сожгли любовницу князя, Настасью, и принудили Ярослава лишить наследства любимого сына (от Настасьи), а после его смерти, происшедшей тогда же, посадили старшего сына, пьяницу, на галицкий престол. К низовьям Дуная, где в 1185 г. возникло сильное влахо-болгарское царство, Галицкое княжество не имело никакого касательства. Никаких «салтанов» Ярослав не стрелял, а догадка о его участии в третьем крестовом походе (стр. 444) столь фантастична, что не заслуживает дальнейшего разбора. Призывать князя, лишённого власти и влияния и умирающего от нервных травм, к решительным действиям — абсурд, но если мы под именем Ярослава Осмомысла прочтём «Даниил Галицкий», то всё станет на своё место. Венгры разбиты под Ярославом в 1249 г. Болгария после смерти Иоанна Асеня (1241) ослабела, и влияние Галицкого княжества простерлось на юг, может быть, доходя до устьев Дуная, где в Добрудже жили остатки печенегов — гагаузы, возможно ещё сохранившие кое-какие мусульманские традиции[716]. Разрушенный Киев был тоже под контролем Даниила, и наконец его союз с Андреем Владимирским был заключен в 1250 г. и направлен против татар. Сходится всё, кроме имени, без сомнения, зашифрованного сознательно.

Так же невероятен в данном контексте Кончак. Почему он «поганый раб»? Чей раб, когда он хан? Почему его называть поганым, если он тесть благоверного русского князя, а его сын и наследник крещён и наречен Юрием? Кроме того, Кончак в недавнем прошлом привёл на золотой стол киевский Святослава, а в 1182 г. был союзником Игоря и Святослава против Всеволода Большое Гнездо и смоленских князей. Допустим, что его так честят за то, что он участвовал в русской усобице, не будучи христианином, но в ней принимали участие литовские язычники на той же стороне, и их за это не осуждает автор «Слова», несмотря на своё уважение к великому князю Всеволоду.

Но если мы на место хана Кончака поставим какого-нибудь татарского баскака, например Куремсу или расшифрованного выше Дармалу, то всё станет на место. Он — раб хана, он — приверженец одиозной религии, и в 1249–1250 гг. его, несомненно, следовало стрелять, если стать на позицию автора «Слова». Что же касается литовцев, то с ними можно было повременить, так же как с немцами, венграми и поляками. Насколько правильна была такая позиция — другой вопрос, но и его не обходит автор «Слова», хотя его мнение высказывается сверхосторожно, в связи с темой, не имеющей как будто никакого отношения к походу Игоря и вообще к половецкой степи.

Полоцкая трагедия

Щитом Руси против ударов с Запада был Полоцк. Автор «Слова», много говоря о полоцких князьях, с призывом к ним не обращается. Он скорбит о них. Герой полоцкого раздела «Слова» — Изяслав Василькович — личность загадочная. В летописи он не упомянут, что было бы возможно, если бы он никак себя не показал. Но он, по тексту «Слова», отличился не меньше Игоря Святославича: пал в бою с литовцами, и поражение князя повлекло сдачу города (стр. 95). Какого города? Надо думать, Полоцка, в котором в 1239 г. сидел некий Брячислав, после чего сведения о Полоцком княжестве прекращаются[717]. Это имя — Брячислав — упомянуто и в «Слове»[718]. Так назван брат погибшего князя, не пришедший своевременно к нему на помощь. И несколько ниже последнее упоминание земли Полоцкой: «на Немизе[719] снопы стелют головами, молотят чепи харалужными, на тоце живот кладуть, веют душу от тела. Немизе кровави брезе не болотом бяхуть посеяни, посеяни костьми русских сынов» (стр. 25). Эта вставка композиционно относится к поражению Всеслава в 1067 г. князьями Изяславом, Святославом и Всеволодом Ярославичами (стр. 458). Однако приведённый отрывок в «Слове» поставлен не до вступления Всеслава на киевский престол и его бегства, а после, т.е. после 1069 г. Такой перескок не оправдан, если относить резню на Немиге к временам Всеслава, но если считать упоминание о ней ассоциацией писателя, думающего о своём времени, то эта вставка должна относиться ко времени написания «Слова», т.е., по нашим соображениям, к 40-50-м годам XIII в.