В поисках утраченных предков

Но Тамбовский мятеж, Антоновщина, — новый пласт семейной истории, который я недавно открыл для себя, и пока ограничимся сказанным.

Потом я нашел через Интернет своих троюродных братьев-близнецов — Евгения и Артемия Бузни. Наши деды были родными братьями. Их дед Ипполит был на десять лет младше моего — Александра, родился в 1870 г., когда семья прадеда уже перебралась из Бессарабии в Каменец-Подольский. «Привет, бояре!» — написал я им, и они быстро ответили. Про боярство рода Бузни они не знали, но кое-какие слухи в их семье циркулировали. Я послал им родовое древо.

Один оказался писателем и переводчиком, другой — ученым, доктором наук, но не чуждым литературного творчества. По стихам и книгам я своих братцев и выловил во всемирной паутине. Из семейных легенд они знали, что их дед воспитывался в поместье родственников — помещиков Казимиров, а затем и работал в том же поместье управляющим. По их семейной легенде мой дед Александр Николаевич был крутой революционер и отбывал ссылку в Вологодской губернии, а наша общая с ними прабабушка-полька была неимоверной красоты. Мы подружились с троюродными братцами, и я побывал у них в гостях — в Москве и Ялте. Мы разглядывали фотографии. Наши деды были удивительной похожести. И когда моего судили в Киеве за прокламации, их Ипполиту шел девятый годок, и он, наверное, переживал за старшего брата. Родословная у их ветви тоже была интернациональной, как и бывает в России: молдаване, чехи, русские, турки, поляки…

Пока мне не удалось разыскать своего двоюродного брата Льва Борисовича Бузни, офицера ВМФ, служившего во времена Советского Союза в Риге.

Мне привезли из Латвии его полицейское досье. Я тут же послал письмо в Ригу с фамильным древом, приложил дворянские документы нашего деда, через неделю позвонил — тишина. Звонил несколько месяцев, посылал новые письма…

Судя по отметке в досье, у Льва был судебный конфликт с властью из-за квартиры: или не заплатил, и на него подали в суд на выселение, или должен сдать как бывшую ведомственную площадь, перешедшую теперь в собственность Латвии, а он не сдает.

Мы с ним никогда не виделись, но он мне нужен — я должен сообщить ему о родовых находках. И поиски продолжаются…

22. Чем сердце успокоилось

День завтрашний, сегодняшний, вчерашний —

В кювет не спрыгнуть, не свернуть с пути.

Ах, господа, мы — русские.

Как страшно!

Какая бездна, Господи прости.

Екатерина Полянская

…И поехал я в Молдову, и смотрел, как живут молдаване, и работал, и ел с ними, и выходил поутру в сад, где росли «барские» яблоки, и открывал тяжелые двери церквей, построенных моими предками, и ходил по тенистым тропинкам парка на берегу голубого Днестра, и стоял перед резной дверью школы — бывшего барского дома, и пил воду из старого каменного колодца, и светил фонариком на стены гулкой пещеры, в которой раньше хранились фрукты и вино в бочках, и говорил себе: да, я чувствую землю предков, наверное, я молдаванин.

И вернулся я в свой Санкт-Петербург, и ходил по его улицам и скверам, стоял на набережной Невы и смотрел на тягучую стылую воду, и собирал желуди в Таврическом саду, и шел на службу, и говорил с земляками-горожанами, и думал: ну, какой же я молдаванин, я — русский!.. здесь моя родина!

И поехал я в Литву, и жил у литовцев в домах, и сидел с ними за столом, и ел и пил с ними, и помогал своим трудом, где мог, и смотрел, как устроена их жизнь, и любовался аккуратными домами и нарядными садиками, и чувствовал себя спокойно среди спокойных улыбчивых людей, и думал: ну конечно же я литовец! Силен во мне голос литовской крови моего деда, я тут среди своих, мне хорошо в Литве среди литовцев…

И вернулся я в Россию, и ходил по Невскому проспекту, и ездил на дачу стричь газон и собирать яблоки, и ходил в леса по грибы и ягоды, и слушал, как журчат ручьи под бревенчатыми мостками, и заходил в белую церковь на горушке и радовался, как поет хор со священником, и благость разливалась в душе: вот мой дом, вот моя родина, я же русский человек и не могу быть никем иным…

И был я в Греции: и на острове Родос, где родился один из моих предков, и в Афинах, где живет король, с которым у моей покойной матери были общие корни. И ходил я по теплым зимним улочкам, любовался цветами в садиках возле чистых красивых домов, и хрустел галькой на берегу пенистого прозрачного моря, и смотрел, как рыбаки ловят рыбу на розовый ошметок креветки с каменного мола, и стоял на берегу бухты, в которой апостол Павел высаживался с корабля, чтобы нести благую весть язычникам-островитянам, и трогал теплые камни Акрополя, и сидел с греками в тратториях, и слушал плавную звенящую музыку — и думал: да, я на одну шестнадцатую часть грек! мне нравится здесь; я бы хотел жить в Греции…