— Может быть, смешной, — раздумчиво сказал Медведев и подумал: «Еще две минуты такого разговора, и добром этот вечер не кончится»; он держал в руках пустой бокал и щурился на него.
— Женщины отдаются либо по любви, либо за деньги, либо из благодарности… — начал излагать он, но Оксана перебила:
— И что? — она смотрела с холодным изумлением. — И что? — повторила она, не отводя взгляда, и Медведеву показалось, что в нем стоит разочарование: «Господи, какой же ты дурак…»
— Самая низкая степень награды — из благодарности, — упрямо закончил Медведев.
— А ты бы хотел исключительно по любви с первого взгляда? — спросила Оксана. Она рассеянно взглянула на темное море. — Как в ваших книжках… Ты это хочешь сказать? — Она вытащила из пачки сигарету, и Медведев не успел чиркнуть своей зажигалкой. — А тебе никогда не хотелось увлечься, потерять голову? — тихо спросила она, выпустив дым и снимая с кончика языка табачную крошку. — Не сдерживать себя в чувствах, не оглядываться на прошлое?.. Не накручивать себе каких-то проблем. Ведь и так все просто и ясно…
Он хотел сказать, что ему неприятно выглядеть паучком, который расставил сети и дождался, когда ослабевшая женщина свалилась в них, хотел порассуждать на тему мужчины и женщины на курорте, но вместо этого шутливым тоном произнес:
— Героиня вызывает автора на интимный поединок? Безумие, нонсенс! Автор предпочтет дезертировать!
— Никто тебя никуда не вызывает, — сказала Оксана и красиво стряхнула пепел.
Она в холодном молчании докурила сигарету. Медведев сосчитал количество столиков на веранде — десять, и принялся устанавливать число посетителей — шестеро вместе с ними. Он начал считать лампы, но Оксана сказала:
— Ну что, пойдем? — Она поднялась и, не дожидаясь ответа, легкой походкой направилась к выходу. Медведев понуро двинулся вслед, проминая ногами тонкие доски пола и думая о том, что она вновь стала похожей на Снежную Королеву. На бетонных ступенях она остановилась и, словно угадала его мысли: «Иди пиши… Я же вижу, что тебе неймется. А я одна пройдусь. Сейчас в бар зайду, музыку послушаю. Звони…»
Медведев смотрел, как по набережной удаляется красивая независимая женщина — светлая прическа, черный костюм, сумка на плече… Он дождался, пока женщина минует желтый конус уличного фонаря, и, ускоряя шаг, направился к светящемуся на холме зданию Центра.
Медведев взошел на террасу и направился в столовую. Кивнул Анатолии. Равнодушно загудела трубка. Набрал номер домашнего телефона…
Была суббота, вечер. К телефону подошел сын. Он сказал, что у них все в порядке, Альма грустит, спит теперь у двери, погода установилась, наконец-то выпал снег, а мамы нет дома — она еще утром поехала на кладбище к тете Лене, а потом собиралась к бабушке… Наверное, она уже там. «И что, она не звонила?» — настороженно спросил Сергей Михайлович. Он слышал, как в их квартире на Васильевском бухает музыка, и сын просит кого-то сделать ее потише. «Нет, не звонила, — сказал сын. — Наверное, скоро придет». — «И бабушка не звонила?» — «Нет». — «У тебя гости?» — «Да, пацаны из группы зашли». — «Ну ладно, — сказал Медведев. — Привет Альме. Я попозже позвоню. Пока!»
Медведев-старший положил трубку и вышел на террасу.
По темной глади моря удалялся, полыхая огнями, белый паром. Рядом по воде струилось его размытое отражение. И то, что Настя вчера ни словом не обмолвилась, что собирается на кладбище к сестре, и то, что не позвонила сыну от тещи, нарушив семейный принцип держать домочадцев в курсе своих перемещений, тем более сейчас, когда он в отъезде, наводило на мысли самые неприятные и тревожные. Ясно одно: в его семье что-то не так. Вчера вечером она определенно ничего не говорила про кладбище. Ушла из дому с утра, и целый день ее нету…
В темноте за аркой, где угадывалась сбегающая вниз улочка, совсем по-деревенски, длинно и испуганно залаяла собака. Медведев подумал, что неплохо бы сейчас набрать номер тещи и поговорить с Настей, если она там…
Медведев не спеша прошелся по террасе, держа за спиной руки. Он отчетливо ощутил, как тревога и ревность подступают к сердцу. Но в том и штука: если позвонить теще, разговора с Настей не получится — он не сможет ее расспрашивать, а она не захочет при матери отвечать. Ждать, когда она объявится дома, и обстоятельно поговорить?
Медведев поднялся в номер и включил верхний свет. Книги, стопки бумаг и раскрытый фотоальбом, который он рассматривал утром, показались ему вдруг чужими и ненужными. Ненужной представилась и вся поездка, волнения с покупкой билетов, тщательный сбор чемодана, перелет тремя самолетами, пустые разговоры с Джорджем, Анатолией, Оксаной, разъезды по острову на машине… Куда он вернется? Не слишком ли велика цена за возможность побыть одному, вставать во сколько хочешь, писать что хочешь и рассиживать в тратториях с яркой, красивой женщиной? Что он без своего дома? Кому будет нужен его роман о предках?