В тот вечер Медведев попытался сесть за роман, бумага на столе так и осталась бумагой. Она и не думала обретать магическую прозрачность и впускать в иные миры. Медведев видел только тень ручки в косом свете настольной лампы и окурок в керамической пепельнице на авансцене стола.
Он зажег ночник, бросил на подушку Библию и вышел на улицу. Нет, конечно, он не увлекся ей как женщиной. Об этом даже говорить смешно. Она интересна ему как героиня – судьбой, характером, искренностью… Подсветка террасы – круглые матовые плафоны (днем их охраняли от случайного башмака красные проволочные пауки, исчезавшие вечером от глубинного желтого света, словно под бетонным полом ярко вспыхивал сноп спичек) – эта подсветка держала дом в зыбких золотистых конусах, и казалось, что прилепившееся к скале здание готовится плавно взлететь. В этих дрожащих лучах света Медведев углядел сизый выдох окна на втором этаже, словно там, в его номере, ключ от которого лежал в кармане, кто-то курил – то вытекали остатки табачного дыма. Бурые ставни соседнего номера плотно закрыты; нарядно блестел велосипед Лайлы, обрученный с металлической стойкой перил черным тросиком. И почему она так закраснелась, когда увидела Оксану?
Медведев вернулся в номер, и тут же в дверь постучали. Сдерживая улыбку, вошел Джордж. Он осведомился, как идет работа над романом. Медведев, так же сдерживая улыбку, сказал, что плоховато.
– Ничего, ничего, – махнул рукой Джордж. – Скоро пойдет! Эта русская женщина, журналист, тоже пишет?
– Нет, она отдыхает.
– О-о, это хорошо, – сказал Джордж. – А где она имеет кров?
– Отель… «Медитерранеан», на набережной.
– Это хороший отель?
– Наверное…
– О, «Медитерранеан», «Медитерранеан»! Это пять звездочек?
Медведев сказал, что не знает, сколько звездочек, и Джордж, подхватив с холодильника карту Родоса, нашел на ее обороте перечень отелей.
– Да, это пять звездочек! – возликовал он, словно радовался за Медведева. Но тут же озабоченно сдвинул брови: – Но это очень дорого! Сорок долларов! Совместно с завтрак?
Медведев кивнул. Оксана говорила, что завтракает в гостинице, там шведский стол.
– А завтрак хорош?
– Не знаю. Никогда там не завтракал.
– А номер хорош?
– Думаю, да.
Джордж посмотрел недоверчиво и решил сменить тему.
– Да-да-да, – рассеянно оглядывая комнату, проговорил он – Да. У меня тоже плохо едет мой рассказ. Но что делать? Это наша судьба! Не так ли?
Медведев сказал, что так.
– Завтра хочу гулять в Старый город, – сказал Джордж. – Вы бывали с Оксаной в Старом городе?
– Нет, – рассеянно сказал Медведев и сдвинул пошире раму окна. Ему хотелось остаться одному. – Не бывал.
– О’ кей! – весело сказал Джордж. – Желаю успеха!
– Успеха и вам, Джордж!
Медведев вновь оказался возле отеля «Медитерранеан», вновь увидел разъезжающиеся в стороны стеклянные двери, перехватил сдержанную улыбку рослого портье за стойкой в глубине белого зала и различил себя, взмахнувшего Оксане рукой сквозь уже съехавшиеся двери – она шла по ковру к лифту и чуть обернулась в его сторону: «Звони»… И почему на «ты»? Ему послышалось или это оговорка?
Ее номер был написан на белейшей визитной карточке отеля: «608». Это, надо полагать, шестой этаж.
Славянская бизнес-леди, бывшая учительница музыки по классу фортепиано, похожая на куклу Барби, отдыхает в пятизвездочном отеле…
Медведев лег в постель и стал читать Библию, постоянно ловя себя на том, что думает об Оксане. «Второзаконие», которое вчера показалось ему ключом к пониманию иудейства, вдруг превратилось в пустой набор имен и названий древних городов – сквозь них он видел ее улыбку, длинные тонкие пальцы с перстнями, слышал ее голос… Медведев видел девочку Ксюшу с синяками от резинового шланга на спине, видел ночной заснеженный сад в деревушке под Прагой и скрипел снегом под окном, за которым Оксана играла на пианино. Ему захотелось немедленно встать с постели и начать пронзительный рассказ или даже повесть.