В поисках «Руритании»

Крики боли заглушила россыпь громких щелчков. Пар уже отнесло в сторону, и Дрейзер с ужасом наблюдал, как одна за другой лопаются растяжки, поддерживающие мостик. Вот хрупкая конструкция закручивается винтом и переламывается; вот дождем посыпались угольные брикеты из бункеров; вот отделившаяся часть конструкции, отягощенная орудийной площадкой, пассажирской гондолой, начинает раскачиваться, подобно уродливому маятнику. Стенка жилой гондолы лопается и оттуда, одна за другой вылетают и исчезают в бездне распяленные, словно лягушка на столе препаратора, пассажиры.

Избавившись от изрядной части груза, «Руритания» сразу пошла вверх. Дрейзер проводил его взглядом, отчаянно желая, чтобы те, кто остался в штурманской гондоле, спаслись. Но тщетно; в лиловых отсветах молний он успел увидеть, как лопается по всей длине обшивка, как штормовой ветер в клочья рвет газовые мешки; как складывается пополам обмякший корпус воздушного корабля. Творение инженера Клода Леньяра, за какие-то секунды превратившееся в спутанный клубок тряпок, тросов и металлических труб, рухнуло вниз, оставив в штормовом небе свое жалкое подобие – пузырь, наполненный горячим воздухом и две цепляющиеся за него скрюченные фигурки.

Глава вторая

I

В большом мраморном камине тлели угли. Их оранжевые свет вырывал из сумрака лица трех человек, сидящих в глубоких креслах возле каминной решетки. Остальное пространство залы тонуло во мраке: резные дубовые панели стен, увешанные елизаветинскими доспехами, веерами шпаг и палашей, конторки, стулья, высоченные книжные шкафы – все эти непременные атрибуты британской клубной библиотеки. Однако же, многие детали выпадали из классического стиля: масонский «глаз в треугольнике», розенкрейцерские геральдические цветы, и египетские картуши вперемешку с зодиакальными знаками. Книги на полках в основном, относились к категории оккультных – впрочем, какими же еще им быть, если библиотека располагалась в штаб- квартире Лондонского «Колледжа Каббалы»?

– Итак, мистер Уэскотт, вы, наконец, решились объявить о создании общества. Как оно будет называться?

Умирающее пламя чуть подсвечивало сюртук, каштановые, слегка тронутые сединой волосы и черную полумаску. Мужчина баюкал на коленях трость черного дерева с серебряным набалдашником в виде головы мифического морского зверя.

– «Золотая Заря». – негромко отозвался другой. – «Герметическое братство Золотой Зари?»

– Скорее, Орден. «Орден Золотой Зари». Это укажет на преемственность…

– Орден значит… – человек в маске чуть улыбнулся. – Не можете простить мадам Блаватской увлечение буддизмом?

– Именно! – неожиданно страстно отозвался третий. – Не можем смириться с тем, что эта русская предпочла индийские ребусы возвышенной традиции герметизма! Нам нечему учиться у темнокожих варваров – хотя признаю, порой их свитки представляют известный интерес…

– Oh, East is East, and West is West, and never the twain shall meet… задумчиво произнёс человек в маске.

Второй, Уэскотт, ответил недоуменным взглядом.

– Не знал, профессор, что вы балуетесь стихосложением!

Тот сделал неопределённый жест.

– Что вы! Поверьте, у меня можно найти какие угодно таланты, кроме поэтического. Это так, случайно…

– А что, весьма образно: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда…»[1]

– С вашего позволения, оставим изящную словесность. – поморщился третий. – Мы собрались для того, чтобы…

– Да-да, верно, мистер Лидделл, – отозвался профессор. – Мы хотели обсудить новости из Египта. Надеюсь, вы простите мне интерес к вашему обществу.

– Ордену! Ордену, а не обществу! Но пока мы предпочитаем не столь громкое название: «Второй Храм Германубиса».

– «Второй»? – в голосе гостя мелькнула ирония. – А что, есть и первый?

– Первый храм – это духовный символ, который суть квинтэссенция… – начал герметист, но Уэскотт поспешно его прервал:

– Мой коллега крайне пунктуален в вопросах ритуалов. Право, Сэмюэль, не стоит утомлять нашего гостя излишними подробностями.

– Они вовсе не излишние!.. – возмутился тот, но Уэскотт его не слушал.

– Итак, мы собирались здесь, чтобы обсудить новости из Египта. Примерно год назад в Александрии объявился русский ученый-историк, Вильгельм… э-э-э… Рукавишникофф.

– Беда с русскими фамилиями, язык можно сломать. – проворчал профессор. – Прошу прощения, Уэскотт, продолжайте…

Тот сделал вид, что не заметил бесцеремонности гостя.

– Опуская подробности: есть основания полагать, что Рукавишникофф разыскал в собрании редкостей египетского хедива манускрипт необычайной ценности. Речь не о коллекционной стоимости, хотя и она достаточно велика. Ценность представляет то, что в нем записано, и мы полагаем, что это указание на запрятанное где-то сокровище мудрости древней расы, которая и оставила его для нас, ее естественных наследников!

В библиотеке повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием угольков в камине.

– Я полагал, Уильям, что мы говорим о серьезных вещах. – негромко произнес джентльмен в маске. – А роковые тайны древних рукописей – это, знаете ли, для фельетонов[2] из бульварных листков…