б) Нам представляется, что для такого термина в первую очередь полезно привлечение греческого корня gen, или gon, указывающего как раз на происхождение, становление или порождение. Поэтому нам представлялось бы весьма удобным назвать изучаемый нами языковой и речевой момент
а) Сейчас мы должны перейти к тем новым категориям, без которых коммуникативно-смысловая функция становится лишенной всякого смысла. Именно, всякий языковой элемент ни в коем случае не является только зарядом, т.е. только какой-то силой, действующей неизвестно как и неизвестно в каком направлении, и неизвестно в какой сфере. Признавать такой смысловой заряд в его абсолютной данности и при этом не говорить ни о чем другом, это тоже значило бы оставаться в плену у старой абстрактной метафизики и признавать языковые элементы как некоего рода вещи-в-себе и притом ни с какой стороны не познаваемые. Другими словами, чтобы быть реальной основой языкового элемента, лежащие в основе языка смысловые заряды тут же должны обладать определенного рода формой или, чтобы избежать этого многозначного термина «форма», они обязательно должны обладать той или иной структурой. Структура языкового элемента – это уже не просто его смысловой заряд, но и его единораздельная цельность. В современной точной науке тут употребляется один термин, который тоже было бы весьма не худо применить и в языкознании. Правда, некоторыми деятелями языкознания этот термин уже не раз и весьма плодотворно использовался. Однако, нам кажется, что этому термину в общем языкознании нужно отвести одно из первостепенных мест. Термин этот –
б) Первое, с чем мы здесь встречаемся, это опять-таки некритическое и обывательское представление о модели. Обыватель под моделью тоже понимает нечто неподвижное и самодовлеющее, в то время как в языке все подвижно и все динамично, какие бы абстрактные стороны языка мы ни имели в виду. Та живая модель, которая нам нужна для языкознания, есть именно нечто живое. А все живое есть всегда то или иное осуществление того или иного принципа жизни.
Поскольку языковая модель входит в процесс жизни, она тем самым обязательно содержит в себе и нечто более общее, более внутреннее, более потенциальное, чем сама непосредственная жизнь. А с другой стороны, всякая живая языковая модель также является и осуществлением своей первопотенции, т.е. моделью в законченном смысле слова.
Тот коммуникативно-смысловой заряд, если он действительно порождает собою структуру раннего языкового элемента, но все еще является только потенцией этой структуры, такой заряд становится для нас уже не просто зарядом, но языковой
Что же касается языка, то было бы настоящим безумием считать, что языковые элементы никак не связаны между собою и никак не предполагают один другого. Это вообще означало бы рассыпать живой язык на бесчисленное количество дискретных точек, т.е. никак не связанных между собою точек. Живой язык только и существует благодаря всемогущей роли языкового контекста. И даже самые подробные словари не в силах охватить всех языковых значений реальных слов, если эти слова понимать как орудие и продукт разумно-жизненного общения людей. Валентность языка, т.е. валентность каждого отдельного языкового элемента, в полном смысле бесконечна.
И только сейчас, т.е. только после уяснения понятия валентности, можно и нужно говорить о