На улице стало заметно холоднее, чем вчера. И так ледяной ветер, и вовсе стал пробирать до костей. Алан подумал, что через несколько дней, максимум через неделю, обязательно пойдет снег. Из года в год с погодой, как и все в этом маленьком мирке, происходило одно и то же – постепенно становилось прохладней, пока однажды, бесконечный ветер не становился особо колок и жесток, затем совсем скоро начинал валить снег сутками напролет.
Когда пастбища с жалкими остатками травы покрывал белый ковер, и хозяева разбирали овец по загонам, у отца практически не оставалось работы. Тогда он впадал в «зимнюю спячку», отлучался от телевизора лишь на пару часов утром и вечером, чтобы накормить скотину. Даже воздух в доме начинал отдавать запахом болота и затхлости. Казалось, вокруг вросшего в диван отца, само время превращалось в вековую старуху.
Приближаясь к школе, Алан чувствовал, как с каждым шагом его боль и тошнота усиливаются. «Я должен? Мне надо! Я хочу? Меня тошнит!» Для него настоящим открытием стало вариативность выбора – он впервые понял, что выбор действительно есть. Если раньше обязанность закончить школу была для него аксиомой, то сейчас (не может быть!) он понял глупость слова – обязанность. «Все эти люди из «Красного Замка», наверняка любят то, чем занимаются. Они счастливы делать свое дело! Интересно, кому из них понадобилось школьное образование и полученные в ней знания? «Меня тошнит от бессмысленности того, что я делаю здесь… меня тошнит от людей… меня тошнит от себя!»
Взойдя на крыльцо школы, в которую со всех окрестных деревень стекались потоки детей, Алан уже не знал, зачем он здесь и что вообще тут забыл. Лишь приложив усилие, разобрав по местам свору роившихся в голове мыслей, он понял, что хочет повидаться с Алиной, наконец-то выяснить, что с ней происходит и поговорить с Тимуром. Зачем ему это? По привычке? Или хочет задобрить богов, прежде чем отправиться в «иной», новый, открытый мир. Черт его знает… Но точно сделать это нужно – два самых важных в его жизни человека, как-никак растворяются навсегда… становятся прошлым.
– Алан! – окрикнул его чей-то хриплый голос.
Мальчику потребовалось время и силы, чтобы заставить себя вынырнуть из мыслей. И этой задержки хватило, чтобы…
Он почувствовал сильный удар, пришедшийся на левую скулу. Так и не поняв, что произошло, он плюхнулся на пол. Портфель рухнул рядом с Аланом, после чего получил свою долю – пинок отшвырнул его на несколько метров от хозяина.
Алану даже не нужно было смотреть, кто его ударил. В голове сама всплыла довольная физиономия Цакоя.
И правда, «наведя резкость» и подняв глаза вверх, он увидел точь-в-точь такую, какой представлял довольную ухмылку врага. Цакой улыбался, сверху вниз наблюдая за поверженной добычей, как и положено настоящему воину.
– Это только начало… – пообещал он и вместе со своей неизменной свитой, победоносно прошествовал внутрь школы.
Другие ученики проходили мимо, с любопытством, а кто и усмешкой наблюдая за чужим бессилием. Даже одноклассники и те старались прошмыгнуть незамеченными, опасаясь хоть как-то относиться к этому слабаку.
Что удивило Алана, так это собственное равнодушие ко всему. Обычно, если подобное происходило на глазах у других, он больше всего боялся увидеть насмешливые и презрительные взгляды, так или иначе сопровождающие его всю жизнь. Но сейчас совсем другое дело. Почему-то Алану было совершенно плевать на мнение других.
«Ведь они совсем из другого мира…» Мира, в котором слабость другого затмевает все остальное. Алану стало противно от мысли, что приходиться быть его частью.
Словно и не болела левая сторона лица… словно и не было унижения, а просто (с кем не бывает?) споткнулся, Алан спокойно встал, отряхнул штаны и куртку от налипшей пыли, поднял портфель с отпечатком подошвы, и побрел на урок к Тимуру Сергеевичу.