Когда в следующем году начался настоящий крестовый поход, страшные тяготы пути превратили гордых воинов в оголодавших зверей, отрезавших гниющие ягодицы зарубленных мусульман и зажаривавших их на костре, а после вгрызавшихся в еще полусырое мясо. Однако сама атака на Иерусалим гарантировала возмещение. Память о том дне резни лета 1099 года не умрет никогда: ни в мусульманском мире, авторы которого стенали, что погибли сотни тысяч человек, ни среди христиан, которые с мрачным упоением писали домой о «чудесных делах» [71], сотворенных во имя Господа. По сообщениям очевидцев, горы голов, рук и ног загромождали улицы. Убегающих женщин насаживали на мечи. Видели, как рыцари «за ноги хватали младенцев с коленей матерей или из колыбелей и разбивали их о стены и ломали им шеи» [72] или вскрывали животы умершим, чтобы достать золотые монеты, которые те «протолкнули себе в мерзкие горла, пока были живы» [73]. В мечети аль-Акса [74], почитаемой мусульманами как храм, куда ночью прискакал на крылатом скакуне Мухаммед перед тем, как вскарабкался с расположенной неподалеку скалы [75] на небеса, резня была такова, что очевидцы спорили, были ли крестоносцы в крови по щиколотку, по колено или по поводья лошадей [76]. Вонь витала в воздухе еще месяцами, даже после того, как тысячи гниющих тел были сложены – силами уцелевших мусульман – под стенами города «кучами размером с дома» [77] и сожжены на медленно горевших кострах, дым которых застилал небо и с которых потом собрали еще больше проглоченного золота. Размах резни только раздул веру крестоносцев в то, что благословение сияет на них с небес; один восторженный монах заявил, что завоевание Иерусалима было величайшим событием в истории со времен Распятия, предвестником прихода Антихриста и наступления Последних дней [78].
Иерусалим стал столицей христианского королевства, и длинная череда французских королей, большинство из которых звались Балдуинами, была коронована в храме Гроба Господня. К северу от Иерусалима вдоль восточного побережья Средиземноморья протянулись еще три государства крестоносцев: Эдесса, Антиохия и Триполи. На знойных землях Сирии и Палестины вырос кордон замков, один монументальнее другого и каждый на расстоянии не более дня пути верхом от предыдущего. Гарнизонами в самых больших стали славящиеся своей дисциплиной и баснословным богатством военные ордена, выросшие из братств, чьей первоначальной целью были уход за больными паломниками и охрана их в пути. Рыцари-госпитальеры и рыцари-тамплиеры стали элитными подразделениями святого воинства, подотчетными только папе римскому. Тамплиеры скакали в авангарде крестоносцев на лошадях, налобники которых были снабжены стальными шипами. Идя в атаку с развевающимися за спинами белыми плащами, на которых был нашит красный крест, они выставляли перед собой копья и неслись во весь опор безмолвным, сомкнутым строем на передовые линии противника [79].
Тамплиеры и госпитальеры жили как монахи [80] и сражались как дьяволы, но зачастую были ожесточенными соперниками. Земля, которую люди Запада называли Отремер – «За морем», с самого начала являлась курьезной аномалией. Эту Европу в миниатюре, пересаженную на Восток и одетую в экзотические цвета, терзало то же соперничество высокомерных правителей, которое заставляло сеньоров вцепляться в глотку друг другу дома, и вскоре Отремер пал жертвой обычных распрей. Одни крестоносцы постоянно интриговали друг против друга, остальные же оставили идею священной войны и ассимилировались. Кровожадные новоприбывшие возмущались, обнаружив, что их предшественники повязывают головы арабскими платками, опрыскивают себя благовониями и сидят по-турецки на плиточном полу подле плещущих фонтанов, пока их развлекают танцовщицы. Для них было придумано унизительное наименование «пулины», или «дети», – и растущая отчужденность неминуемо должна была закончиться скверно.