Пока шли дипломатические препирательства, португальцы деловито захватывали рыбацкие лодки и отнимали грузы у судов в заливе. Высокочтимый заморин решил, что с него довольно, что чужеземцы обращаются с ним как с человеком низшего звания, а сами ведут себя как кровожадные пираты, и послал другого посла с менее дипломатичным сообщением. Если португальцы желают мира, заявил он, то для него не должно быть условий, а если они хотят получить назад свои товары, он просит компенсации за убытки и урон, который они нанесли его городу. Для начала они должны вернуть все, что забрали с «Мири», который принадлежал его народу. Каликут, напоминал он португальцам, – это свободный порт: он не может помешать кому-либо приплывать сюда для торговли, как не может выслать ни одного мусульманина. Если адмирал того хочет, они придут к согласию. Но никаких гарантий он давать не намерен. Его королевского слова достаточно, и если чужеземцы в нем сомневаются, то пусть немедля покинут его порт и никогда больше не показываются в Индии.
Отбросив всяческую сдержанность, да Гама отправил гонца с объявлением войны. Если он не получит полного удовлетворения, грозил он, то в полдень следующего дня откроет огонь по городу. Заморину не следует утруждаться, посылая новых гонцов, разве только он готов назвать сумму, которую выплатит адмиралу. Он, простой рыцарь на службе у короля Португалии, как человек много выше индусского правителя. «Из пальмы, – взорвался он, – вышел бы король получше его» [482], и вдобавок присовокупил несколько издевательских замечаний о привычке заморина жевать паан.
Тем вечером, а это было воскресенье, европейцы подняли фоки и выстроили пятнадцать кораблей носом к берегу, чуть позади остались лишь четыре самых больших. Они быстро поняли, что заморин их ожидает: он велел возвести импровизированный частокол, подтащив к краю воды ряды пальмовых деревьев, которые должны были помешать высадке и принять на себя огонь.
Пока канониры перетягивали тяжелые орудия на передние палубы, они увидели, как на берегу подобно звездам вспыхнули сотни факелов. В их свете копошились фигуры, выкапывавшие ямы на берегу. Потом индусы притащили железные пушки и установили их в окопах, так что поверх песка торчали жерла.
С наступлением утра да Гама приказал передней линии кораблей бросить якорь как можно ближе к городу. Когда солдаты и матросы заняли боевые позиции, из укрытия за пальмами вышли ряды защитников. Их оказалось гораздо больше, чем кто-либо мог вообразить ночью.
Назначенный срок, полдень 1 ноября, прошел без ответа.
Адмирал сделал свой ход. По его приказу шлюпки разошлись по флоту, распределяя по кораблям пленных мусульман, захваченных за предыдущие дни [483]. На каждый корабль ссаживали по два-три человека, а также оставляли инструкции ждать, когда на стеньге «Леитоа Нова» появится сигнальный флаг.
Через час после полудня флаг подняли. На каждом корабле головы пленников просунули в петли, а концы веревок перебросили через реи. Отбивающихся людей повесили в виду города. Томе Лопеш видел тридцать четыре тела, подергивающиеся среди снастей, Маттео да Бергамо насчитал тридцать восемь.
Все растущая толпа на берегу смотрела на происходящее с ужасом. Флагман да Гамы и одна каравелла дали залп изо всех орудий по людям, заставив их разбежаться и попрятаться в укрытия. Остальные корабли также открыли огонь, и индусы бежали, ныряя в выкопанные ямы, пока вокруг них громыхали каменные ядра, и ползком спасались с пляжа. Европейцы выкрикивали им вслед издевки. Солдаты в песчаных укрытиях стреляли в ответ, но у них имелось лишь несколько старых бомбард со сбитым прицелом, и на перезарядку уходило драгоценное время. Корабли начали обстреливать их позиции, и один за другим защитники бежали в город. Смена подбиралась ползком, но уже через час пляж был совершенно покинут.
Тогда бомбардировка города началась всерьез. Каменные ядра с грохотом врезались в земляные стены и соломенные крыши домов у воды. Обезглавленные пальмы раскалывались, стонали и валились. Были убиты десятки мужчин, женщин и детей, тысячи бежали.
С наступлением сумерек да Гама приступил к новым мерам устрашения. Его приказы были криками переданы с корабля на корабль, и трупы спустили на палубы. Им отрубили головы, руки и ноги, и части тел отправили на флагман. Да Гама велел сгрузить их на одну из захваченных лодок. Лодку привязали к ялику, и одинокий матрос вывел ее подальше в залив, чтобы прилив прибил лодку к берегу.