В поисках христиан и пряностей

Командора на борту «Сан-Габриэла» не было. На обратном пути у его брата открылся туберкулез, и к тому времени, когда корабли разметало, состояние Паулу значительно ухудшилось. Да Гама день прождал появления каравеллы, а после взял курс на порт Сантьяго – там флотилия собралась, когда ее разметало в начале экспедиции. Сразу по прибытии он поставил бывшего клерка «Сан-Рафаэла» Жуана де Са командовать починкой флагмана и доставкой его в Лиссабон.

Чтобы доставить умирающего брата домой, да Гама зафрахтовал маленькую быстроходную каравеллу. Вскоре после отплытия состояние Паулу стало угрожающим, и Васко сменил курс на Терсейру, один из Азорских островов.

Паулу умер на следующий день после того, как они достигли острова. Похоронив любимого брата в церкви францисканского монастыря, первооткрыватель морского пути в Индию медленно и печально отправился домой.

Глава 13 Венецианец в Лиссабоне

20 августа 1501 года недавно назначенный чрезвычайный посол республики Венеция [418] торжественно предстал перед королевским двором Португалии и пустился в пространные и экстравагантные восхваления короля Мануэла I.

До недавнего времени Серениссима – этим выражением, означающим «Светлейшая», венецианцы называли свою республику – едва снисходила до того, чтобы заметить существование Португалии. Однако два года назад в Венецию прибыло письмо, заставившее ее граждан проглотить свою гордость. Венецианец Джироламо Приули занес в свой дневник его содержание:

«В письмах из Александрии от июня сего года говорилось, что из Каира доставили известия от купцов, побывавших в Индии, из которых следует, что в главные города Каликут и Аден в Индии прибыли три каравеллы короля Португалии, которые были отправлены на поиски Островов Пряностей и которыми командовал Колумб» [419].

Пусть детали не имели отношения к действительности, суть была достаточно ясна. У Венеции появился новый конкурент в торговле с Востоком.

Как и многие его соотечественники, Приули отнесся к новостям равнодушно. Будь известия правдивы, они и впрямь перевернули бы мир, признавал он, но он ни слову в них не поверил. Захолустная Португалия всегда была так занята погоней за пресвитером Иоанном и крохами африканского золота, что даже не задумывалась о соперничестве с величайшей торговой республикой Запада. Однако вскоре в итальянские торговые дома полетела стайка длинных и отчаянных писем от соотечественников в Лиссабоне. Португальцы, писал в родную Флоренцию купец Гвидо Детти, «нашли все сокровища и всю торговлю пряностями и драгоценными камнями мира» [420]. Он предсказывал – с известной долей удовлетворения при мысли о страданиях конкурента, – что это «поистине дурно для султана [Египта], равно как и для венецианцев, которым, когда их вытеснят с Востока, придется вернуться к ловле рыбы, ибо по тому пути пряности станут поступать по цене, на которую им тяжело будет равняться». Это прекрасное открытие, добавлял он, «и король Португалии заслуживает искренних поздравлений всех христиан. Несомненно, каждый король и великий правитель, особенно те, чьи земли имеют выход к морю, должен искать неведомого и расширять наши познания, ибо только так можно снискать честь и славу, репутацию и богатства».

Синьория, верховный совет Венеции, некоторое время обдумывала известия и наконец приказала своему послу в Испании разузнать подробности. Он быстро доложил домой, что португальский король уже отправил в Каликут тринадцать кораблей закупать пряности, а еще один флот стоит наготове, собираясь отплыть через несколько дней. Вместе с его письмом в Венецию доставили другое, на сей раз от некоего «дона Мануэла, милостью Божьей короля Португалии и Алгарве, земель по эту и по ту сторону моря в Африке, властителя Гвинеи и в силу завоеваний властителя над навигацией и торговлей в Эфиопии, Аравии, Персии и Индии». Невзирая на велеречивый титул, было не вполне ясно, что, собственно, Мануэл завоевал, зато совершенно очевидно, что его письмо – вопиющая попытка перевернуть с ног на голову сам образ жизни Венеции. Отныне, провокационно предлагал король, венецианцам следует закупать пряности не в Египте, а в Португалии. Поскольку богатство Венеции основывалось на ее практически полной монополии на торговлю с исламским миром, предложение поделить доходы едва ли могло обрадовать венецианцев, но Мануэл твердо намеревался заставить Венецию относиться к Португалии как к равной.

Через три дня после появления писем венецианский сенат проголосовал назначить первого в истории Венеции посла в Португалию. Он выбрал Пьетро Паскуалиго, двадцатидевятилетнего отпрыска старого венецианского рода. Пьетро Паскуалиго имел докторскую степень престижного Парижского университета, и его вычурная речь при португальском дворе, произнесенная на отличной латыни, должна была произвести впечатление.