— Самоучка, товарищ старший лейтенант.
Он прищурился, словно прикидывая что-то в уме.
— Хорошо, учтем этот ваш талант.
И опять мне стало не по себе. А ну как начнут меня посылать на всяческие соревнования или кроссы? Надо было послушаться Ложкова и не «рвать с пупка». Теперь уже поздно. Теперь в глазах начальника заставы я талант… А Ложков плелся где-то далеко-далеко, и у него не было никаких талантов, кроме, пожалуй, одного — сачковать. Мне стало смешно и немножко жалко Ложкова, когда старший лейтенант, нетерпеливо поглядывая в его сторону, сказал, совсем как Волк из мультфильма:
— Ну, Ложков, — погоди!..
Как ни хотелось мне скорее вернуться домой, на прожекторную, все получилось иначе. Зуб — ерунда. Вытащить его оказалось минутным делом. И попутная машина из отряда была. И в кино не зашел — только просмотрел афиши: «Лев зимой», «Золотые рога», «Джен Эйр».
Единственное, что успел сделать, — это забежать на почту и позвонить домой, в Ленинград. Девушка, принимавшая заказ, строго сказала: «Разговор в течение часа». Должно быть, у меня было страдальческое лицо, потому что она снова сняла трубку и сказала кому-то: «Понимаешь, здесь солдат звонит, дай побыстрей». Я ждал и гадал: дома мои или еще не вернулись? Обидно, если задержались где-нибудь. Мать могла пойти в магазин, у Колянича вечные собрания и заседания. Но, видимо, есть пограничный бог. Трубку подняла мама.
— Кто это?
— Вот тебе и на! Я, Володя.
— Володя?
Она замолчала; в трубке что-то потрескивало и попискивало; мне показалось — разъединили.
— Мама, это я. Ты слышишь?
— Слышу, Володенька.
И тут же раздался голос Колянича:
— Володька, мать в трансе. Как живешь?
— Нормально. Как вы?
— Ну, поскольку ты охраняешь нас, — отлично. Здоров?
Трубку вырвала мама:
— Володенька, ты почему так долго не писал?
— Обстановка такая.
— Что такая?
— Обстановка, говорю, была. А ты чего ревешь?
— Я не реву.
— Ревет, — вырвал у нее трубку Колянич. — Уже ковер поплыл и мои ботинки. Тут к нам одна твоя знакомая строительница приходила, тоже волновалась, что нет писем.
— Обстановка, — сказал я. — Как вы?
— Я же сказал — все хорошо.
— Ну и у меня все хорошо.
— Володенька, — хлюпнула в трубку мама. — Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Кончайте разговор, — вмешался чей-то голос. — Ваше время истекло.
На всякий случай, я сказал несколько раз «алло, алло», но трубка молчала. Все. Поговорили, называется.
На заставе я зашел в канцелярию — доложиться старшему лейтенанту; он сказал:
— Поживите у нас денька два.
— Товарищ старший лейтенант, там же без меня…
— Вы, кажется, собираетесь спорить со мной?
— Нет.
— Ну вот и хорошо.
«Денька два» — это значит, до самого Нового года. А я-то накупил ребятам конфет, полтора кило шоколадной смеси. Получат уже после Нового года. Жаль! И, конечно, не дело, что я буду болтаться эти два дня на заставе. «Некому тебя сопровождать, — объяснил мне Ложков. — А одного не пустят». — «А ваши аэросани?» Оказывается, у саней была сломана лыжа. В первый же выезд водитель (совершенный лопух!) наскочил на ропак, и лыжа разлетелась, как стеклянная. Сейчас чинят. «А чего тебе? Отсыпайся, — сказал Ложков. — Солдат спит, служба идет, все законно». Я мог спать сколько угодно и не спал.
Значит, Зойка заходила к моим! Волновалась, что нет писем. Стало быть, она ждет мои письма, а раз волнуется… Голова у меня шла кругом. Я засел в ленинской комнате и сочинил ей огромное письмище. «Почти все свободное время я думаю о тебе, — написал я. — И даже представлял себе, что если бы мы оказались здесь. Места у нас красивые… (Дальше шло описание природы.) А если один человек все время думает о другом, это что-то значит». Я все время намекал и намекал. Должна понять, не глупенькая. «Не волнуйся, если снова долго не будет писем. Служба у нас такая». И в самом конце приписал: «Получила ли послание Сашки Головни? Знаешь, у него действительно тяжелая жизненная история, пусть твои девчонки напишут ему». Это была, конечно, хитрость. Мне не хотелось, чтоб ему писала сама Зойка. «Как понравились тебе мои родители?»
Мне было легко и спокойно. Зуб не болел. Ленинградский СКА выиграл у «Химика» — я смотрел матч по телевизору. Зойка волнуется из-за меня так, что даже отважилась прийти к моим. Все в жизни хорошо. Даже то, что два дня я отрабатываю свои три наряда вне очереди: расчищаю от снега дорожки, посыпаю их песком, таскаю мишени на стрельбище.
— Соколов, к начальнику заставы!
Я бросил работу и выжал стометровку с рекордным временем. Старший лейтенант ждал меня в коридоре заставы. Он был в лыжном костюме, и поэтому я не сразу узнал его.
— Вы готовы?
— Всегда готов, — ответил я.
Ивлев прищурился.
— Тогда надевайте лыжи и пошли.
— Разрешите только конфеты взять?
— Какие еще конфеты?
— Ребятам на Новый год купил.