«Все это вместе взятое дает полные основания утверждать, что вывод стационарной экспертной комиссии о
«Ходатайство адвоката Калистратовой» является лучшим примером того, как можно бороться и побеждать, находясь во власти тоталитарного чудовища. И Софья Васильевна и я знали, что непосредственного результата в виде избавления меня из ада психушек, не будет. Но надо было сделать такое, чтоб суд сам пригвоздил к позорному столбу всю советскую систему принудительного лечения. Софья Васильевна добилась этого. Она создала такое ходатайство, которое можно только удовлетворить. Иначе позорище перед всем миром. Но удовлетворить суд не мог в силу самой своей природы, как орудия произвола. Документ, созданный Софьей Васильевной, положил начало разоблачению подлостей советской психиатрии. Этот документ присутствовал в материалах, посланных западным психиатрам Володей Буковским, присутствовал в Гонолулу, приобретает особое значение сейчас, когда я прошел обследование у крупнейших психиатров США (см. приложение), которые пришли к тому же заключению, что и Софья Васильевна – никакими психическими заболеваниями я не болею и никогда не болел. Документу Софьи Васильевны суждена долгая жизнь. Он еще годы и годы будет орудием борьбы за ликвидацию преступной психиатрии. Я рад, что мое дело послужило основанием для создания этого замечательного документа. Ради этого стоило провести 5 с лишним лет в психиатрической тюрьме.
«Суд» закончился 5 февраля 1970 г. Софья Васильевна снова пришла ко мне. Судья хотела ей отказать, но Софья Васильевна доказала свое право и пришла. Судья, правда, отыгралась за эту свою вынужденную уступку. Она отказала моей жене, мотивировав тем, что свидание получила адвокат. Я очень расстроился тем, что не смог свидеться тогда с женой. Прошло уже больше 8 месяцев, как мы не виделись. Но если судья думала, что, противопоставив Софью Васильевну Зинаиде Михайловне, она испортит наши отношения, то она глубоко ошиблась. Наоборот, именно после процесса наши отношения стали особенно теплыми. С этого времени мы уже больше никогда не чувствовали Софью Васильевну вне нашей семьи. Она нам с Зинаидой больше, чем сестра. Она – друг, за которого жизнь отдать не страшно.
Пришла она и на этот раз с мандаринами и с шоколадом. Но разговор шел о приговоре, который в отношении невменяемых называют определением. Мне определили принудительной лечение (бессрочное) в Казанской СПБ. Я попросил передать жене, чтобы походатайствовала перед Петром Михайловичем Рыбкиным – главным психиатром Министерства Внутренних дел – переназначить меня в Ленинградскую СПБ. Софья Васильевна вдруг спросила: «А Вы знаете, что Вас охраняют „Лефортовские молодцы“. Они со мной в одной гостинице живут. Получают командировочные и оплаченные места в гостинице».
– Что охраняют, это я знал. Не знал только, что живут в первоклассной гостинице. Но вот Вы, наверное, не знаете, что охраняют они вторым, так сказать, кольцом. Основная охрана – здешний ташкентский надзорсостав, а Лефортовцы отдельно, у дверей моей камеры. Ташкентцам подход к моей камере запрещен. Вот «больной» – охрана специальная, обыск делали и арестовывали в Ташкенте тоже московские КГБисты. Сколько это стоит? Четверо надзирателей вот уже 8 месяцев в командировке и сколько еще будут! А может и в психушку поедут охранять?
– Да, за Вами следи да следи. Вы в следственном изоляторе под двойной охраной, а Ваша речь на процессе 10 крымских татар – «Кто же преступник?» – ходит по «Самиздату» и кажется даже за границу попала. Это была для меня радость. И большая.