В подполье можно встретить только крыс…

Проходит еще несколько дней. Ко мне зашел Писарев. Случайно, на моем письменном столе оказался один экземпляр моего письма в редакцию «Вопросы истории КПСС». Сергей Петрович увидел. Заинтересовался. Попросил дать ему почитать. Отказать было неудобно, но я ему объяснил, что добиваюсь опубликования в журнале и потому в «Самиздат» пока не даю. Поставил условием, чтобы он никому не давал и сам не размножал.

Через 3– 4 дня он возвратил мой экземпляр. От письма -и от содержания и от стиля был в восторге, хвалил взахлеб. При этом сказал такое: «И это не только мое мнение. Я дал на одну ночь своему знакомому – доктору экономических наук, – так он, возвращая, сказал, что не спал всю ночь. Начал читать и понял, что такую работу надо иметь в собственной библиотеке. Взял машинку, заложил в нее 10 экземпляров и за ночь переписал. Один экземпляр и мне в презент принес».

– Что же Вы наделали, Сергей Петрович? Ведь это же Вы в «Самиздат» пустили. Значит, лишили меня возможности припереть журнал к стенке. Теперь, как только им станет известно, что письмо гуляет в «Самиздате», они схватятся за это и откажут мне в публикации.

– Ой, простите, Петр Григорьевич, я совсем забыл об этом. Но я сейчас пойду к этому доктору, и мы все соберем.

Дня через два Сергей Петрович сообщил, что все экземпляры, размноженного доктором письма, собраны. А еще через несколько дней я получил письмо из Арзамаса. Полковник запаса писал, что ему попалось мое письмо в редакцию журнала «Вопросы истории КПСС». Он прочел и потрясен. Ко мне у него лишь один вопрос – писал ли я такое письмо? Не фальшивка ли это, созданная каким-либо империалистическим разведывательным центром?

Я ответил, что писал такое письмо, но направил его только адресату. Каким образом письмо могло попасть к Вам, не могу даже предположить. Отвечать за содержание мною не проверенного и не подписанного письма не могу. В ответ получил открытку без подписи и обратного адреса, на которой было написано всего три слова: «Спасибо за письмо». За какое? За то, которым я ответил полковнику или за то, что писал в редакцию? Это навсегда останется для меня загадкой. Загадка и то, каким путем мое письмо вышло в «Самиздат». Не верить Сергею Петровичу я не могу. Я убежден, что если он сказал: «Все экземпляры собраны» – то они, действительно, собраны. Но остается не ясным: не снял ли кто-нибудь копии с экземпляра, отпечатанного доктором, прежде, чем возвратить этот жземпляр. Хотя, конечно, возможно, что утечка произошла и из редакции. Таких случаев в практике «Самиздата» было сколько угодно. Либо утечка происходит произвольно, по инициативе кого-либо из сотрудников, либо ее организует сам редактор, чтобы закрыть дорогу нежелательной публикации. Кстати, отказ публиковать мое письмо был мотивирован именно самиздатом. Вскоре после арзамасского письма позвонил редактор и сказал: «А письмо Ваше все же писано на самиздат. Ко мне уже четыре самиздатских копии поступили. Так что публиковать не будем. Мы „Самиздат“ не популяризируем. У нас не Китай, – едко иронически добавил он, – мы обходимся без Дацзы-бао». У меня нет оснований подозревать его в сознательном использовании «Самиздата» для закрытия дороги моему письму.

Пути в «Самиздат» самые разнообразные. Все время, пока я жил и боролся в Советском Союзе, я не переставал поражаться чуду народного творчества – «Самиздату». Каким образом материалы закрытого характера, явно не предназначенные для самиздата, оказываются в нем? Как при почти полном отсутствии множительной техники самиздатские произведения в течение очень короткого времени расходятся по огромной территории и становятся достоянием множества людей? Каких-то пять-шесть машинописных копий, вышедших от автора, превращаются в сотни и тысячи экземпляров, каждый из которых читается множеством людей. Никогда я не мог понять также, почему одно произведение сразу вспыхивает ярким пламенем, но потом довольно быстро угасает, а другое как бы разгорается потихонечку, но потом многие годы не сходит со сцены.

Но бывают и такие произведения, которые автор настойчиво толкает в свет. Несколько раз печатает и распространяет, а они бесследно исчезают. И это было бы понятно, если бы такое происходило только с произведениями бесталанными. Но очень часто исчезают, бесспорно, талантливые творения. «Самиздат» их почему-то не принимает. Однако, бывает и так: произведение быстро изчезло, затем проходят месяцы и даже годы и оно вдруг снова появляется и начинает жить второй, значительно более полнокровной жизнью. И уже полное чудо – реакция оторжeния чужеродного самиздату. КГБ неоднократно запускал в самиздат свои провокационные «творения». Многие из них выглядели вполне самиздатскими и по форме и по содержанию, но не было на моей памяти случая, чтобы КГБистский матерьяльчик удержался на самиздатской ниве, получил какое-то распространение.